Ну, тогда о Гоголе. Я о том, что это был другой путь, где он не входил в противоречие с самим собой. В "Вечерах" он любил людей со всеми их уродствами. "Ревизор" был блестящей карикатурой, имевшей немыслимый успех. На мой взгляд, идеальная пьеса (по драматургии, смыслу и т.д.). Но он ещё любуется своими героями, они ему не нравятся, но он их любит. А на "Мёртвых душах" он надорвал пупок собственной души, пытался вывернуться из этого через "поэму", через красивые монологи с назиданием (например, о деревьях в барском дворе, подсвеченных ночью снизу, за что, мол, деревья ещё отомстят), через поэтические перспективы (тройка, все народы расступаются и пр.). Он уговаривал себя, заливая кусочки дерьма мармеладом, и полагая, что так это будет съедобно, что Россия посмотрит в поэму, как в зеркало, и пойдёт умываться. Он писал то, чего от него ждали, но что он писать не хотел. Мне бы прочитать второй том. Но, полагаю, там слишком много было сладкого. Если судить по наброскам и фрагментам. У него была мысль о воплотимости слова. И он страшился того, что поэмой этой повредил людям, а как исправить - не знал. И тогда - плащ пророка. Это всегда ущербно, когда идёшь в учители народные. Здесь у них с Александром Исаичем общий порожек, через который писатели переступать не должны - обязательно споткнутся.