А меня физически затошнило, когда я попыталась читать "Двести лет вместе". До этого я всё на причуды списывала и заслугами оправдывала, да и жизнью на отшибе. И, грешным делом, "Один день Ивана Денисовича" делает автора ещё более неприятным - такой вот парадокс. Вообще, конечно, он страшной силы явление. Ведь так или иначе думается о нём каждый день, и неприязнь смешивается со стыдом за эту неприязнь.
Для того, чтобы понять, по крайней мере сейчас, кем был Солженицын, надо все-таки иметь за плечами этот опыт моего поколения, от "Ивана Денисовича" до самолета, и эту его борьбу (но вовсе не единоборство, как он сам пытался представить) с режимом, которому так и не удалось его раздавить. Когда наше поколение совсем сойдет со сцены, настанет время для объективности. Не знаю его суда наперед, но страшнее всего будет, если он просто изгладится из памяти - хотя, впрочем, нет, если он выживет только в путинско-медведевских школьных программах. Солженицын был идеалистом, что всегда подозрительно - тем более, что он был идеалистом, полярно противостоящим всему, во что я верил большую часть жизни. Но ему крупно повезло в том, что он никогда не подошел близко к власти, что-то его оберегало, и антиутопия Войновича так и осталась на бумаге. А теперь мы видим, что циничная прагматика может быть пострашнее любого идеализма и антиутопии. Хотя, боюсь, мы еще далеко не все увидели.
Понятно, что всё кончится школьными программами - путинско-медведевскими и следующими (какими они будут - поди знай). Но драма не столько в том, что со временем люди не станут понимать лучше особенности его внутренней и внешней жизни, сколько в том, что и сейчас он безнадёжно завален ярлыками, и даже у современников желание назвать сильнее желания разобраться в деталях. Мне кажется, это закономерно. Потому что сам Солженицын, если разбираться в его негативных чертах, был лишён одного важного умения - быть благодарным. А поскольку этот мир нам так или иначе приходится зеркалом, то забвение он сконструировал себе сам. И попытки вмешаться, видимо, бессмысленны.
Увы, с последним тезисом согласен совершенно. Тем не менее, сейчас очень неблагоприятный момент для оценки. Смерть - это время, когда одна часть аудитории требует немедленного причисления к лику святых (будто заживо уже не причислили), а другая пытается приспособить под себя с помощью ярлыков и административных соболезнований. История России без справедливой оценки роли Солженицына останется с огромной дырой. Правда, немного странно говорить об этом по отношению к истории, которая вся из дыр и состоит. Солженицыну очень нравилось, когда его сравнивали с Толстым и Достоевским. На самом деле он поразительно похож на Гоголя - не может быть, чтобы это никому до меня в голову не приходило. Но и без Гоголя России нет.
Вот что я, собственно, хотел сказать, но провалилось между строк. Каков бы ни был покойный, а мы в его оценке, похоже, во многом согласны, он был, ни мало ни много, советским эквивалентом, скажем, польской "Солидарности" еще задолго до нее. То есть, он был настоящим социальным движением, и хотя приписал все себе, на на самом деле ему, конечно, помогало множество людей, и Стокгольм не в последнюю очередь. Мне за малейший крамольный писк полагался привод в ГБ или хуже. Но я чувствовал свой писк как часть общего хора, и это облегчало жизнь. Солженицына можно переименовать, но игнорировать его нельзя.
Это всё очень понятно: нескольким поколением инакомыслящих именно он был виртуальным тылом. Но только это был он, как автор "Архипилага", как свидетель, как житель ракового корпуса, как главный инакомыслящий страны - как символ инакомыслия. И мне был тылом. Именно поэтому и воспринималось так болезненно всё остальное (скучно перечислять). Это воспринималось, в общем, некоторое предательство. И чем больше он бронзовел и вживался в роль нравственного авторитета, тем острее чувствовался обман. Я вот, к примеру, всю неделю пытаюсь отрефлексировать своё отношение к нему, учитывая всё вместе - и не могу. Не совмещается. Не укладывается. Не прощается. С Гоголем проще - он переломился, изменился и сам этот перелом констатировал. Солженицына же укладывай как хочешь: вот он автор "Ивана Денисовича", а вот - "Как нам обустроить Россию". Одновременно. Это уму непостижимо.
Постижимо, как и Россия, если больше знать, хотя многое в России сейчас узнать негде. Вначале была робость и отсутствие опыта, "Ивана Денисовича" тщательно редактировали в "Новом мире" (не только в смысле цензуры). Потом эйфория, письма со всего Союза, игра мускулами, осознание миссии. Он всегда стоял на плечах других людей, но в какой-то момент перестал это осознавать и признавать. Я не знаю, есть ли у него в книжке про евреев благодарности за сбор информации - не совсем было бы в его духе. Но я знаю, что информацию собирало третье лицо, причем спустя рукава, в основном из "Еврейской энциклопедии". АИ всегда был не просто человеком, а организацией. И постепенно все одеяло перетянул на себя. То есть не постепенно, а довольно быстро. Будь у меня время и грант, я бы охотно написал кое-что о его литературной эволюции, исходя из этого аспекта - за это вряд ли сейчас кто-то возьмется, даже для западных аспирантов он уже не очень актуален. Но нет.
Вот это было бы интересно. И важно. Легко представить, как взвоют кругом про "очернительство", но на самом-то деле вот в этом и спасение: в правде о войне, о репрессиях, о диссидентах, о разных наших символах и авторитетах. То, что стране нужна психотерапия - известный факт. И возможно, что уже поздно.
Гм - не очень успокаивает, учитывая, что лагерь назван в честь патологического садиста, любившего лично приводить в исполнение приговоры. Ох, еще будет возможность соскучиться по прагматикам.
Простите, но мне кажется, что Вы ошибаетесь. Во всяком случае, мне кажется, что я представляю себе, что значил (и значит) Солженицын, несмотря на то, что нас с Вами разделяет не одно поколение. Дело не в личном опыте, и опасно думать, что дело только в нём.
Вполне Вам верю, но не думаю, что Ваш личный пример опровергает многие мои собственные наблюдения - да и замечания других участников этой дискуссии. Я даже не думаю, что мой личный опыт что-то определенно доказывает или опровергает, вполне возможно, что он даже что-то искажает. Мне кажется, что сейчас - очень неудобный момент для подведения итогов.
Вообще пытаться опровергнуть личные наблюдения личными же наблюдениями - дело тяжёлое и неблагодарное. И сейчас действительно плоxой момент для подведения итогов (xотя я не верю в существование xорошиx для этого моментов).
Но сама эта предпосылка обесценивает любое действие. Если бы только те, кто видел Эфесский xрам, могли понять его отсутствие, то почему же мы помним Герострата?
Это хорошая мысль, но и ответ несложен - негодяю всегда проще войти в историю, чем порядочному человеку. Но заметьте, хотя он сжег храм именно с целью войти в историю, в его времена успех этой акции был не таким очевидным, как в наши.
Ну xорошо, пусть будет не Герострат, а, скажем, Гильгамеш или Антара. Важен ведь не конкретный пример, а то, что мы постоянно помним, и нас постоянно трогают, люди и действия никак не связанные с нашим личным опытом. Что, по-моему, и отличает людей от животныx.
no subject
И, грешным делом, "Один день Ивана Денисовича" делает автора ещё более неприятным - такой вот парадокс.
Вообще, конечно, он страшной силы явление.
Ведь так или иначе думается о нём каждый день, и неприязнь смешивается со стыдом за эту неприязнь.
no subject
Солженицын был идеалистом, что всегда подозрительно - тем более, что он был идеалистом, полярно противостоящим всему, во что я верил большую часть жизни. Но ему крупно повезло в том, что он никогда не подошел близко к власти, что-то его оберегало, и антиутопия Войновича так и осталась на бумаге. А теперь мы видим, что циничная прагматика может быть пострашнее любого идеализма и антиутопии. Хотя, боюсь, мы еще далеко не все увидели.
no subject
Мне кажется, это закономерно.
Потому что сам Солженицын, если разбираться в его негативных чертах, был лишён одного важного умения - быть благодарным. А поскольку этот мир нам так или иначе приходится зеркалом, то забвение он сконструировал себе сам. И попытки вмешаться, видимо, бессмысленны.
no subject
История России без справедливой оценки роли Солженицына останется с огромной дырой. Правда, немного странно говорить об этом по отношению к истории, которая вся из дыр и состоит.
Солженицыну очень нравилось, когда его сравнивали с Толстым и Достоевским. На самом деле он поразительно похож на Гоголя - не может быть, чтобы это никому до меня в голову не приходило. Но и без Гоголя России нет.
no subject
no subject
И мне был тылом.
Именно поэтому и воспринималось так болезненно всё остальное (скучно перечислять). Это воспринималось, в общем, некоторое предательство.
И чем больше он бронзовел и вживался в роль нравственного авторитета, тем острее чувствовался обман.
Я вот, к примеру, всю неделю пытаюсь отрефлексировать своё отношение к нему, учитывая всё вместе - и не могу. Не совмещается.
Не укладывается.
Не прощается.
С Гоголем проще - он переломился, изменился и сам этот перелом констатировал.
Солженицына же укладывай как хочешь: вот он автор "Ивана Денисовича", а вот - "Как нам обустроить Россию". Одновременно.
Это уму непостижимо.
no subject
Я не знаю, есть ли у него в книжке про евреев благодарности за сбор информации - не совсем было бы в его духе. Но я знаю, что информацию собирало третье лицо, причем спустя рукава, в основном из "Еврейской энциклопедии".
АИ всегда был не просто человеком, а организацией. И постепенно все одеяло перетянул на себя. То есть не постепенно, а довольно быстро.
Будь у меня время и грант, я бы охотно написал кое-что о его литературной эволюции, исходя из этого аспекта - за это вряд ли сейчас кто-то возьмется, даже для западных аспирантов он уже не очень актуален. Но нет.
no subject
Легко представить, как взвоют кругом про "очернительство", но на самом-то деле вот в этом и спасение: в правде о войне, о репрессиях, о диссидентах, о разных наших символах и авторитетах.
То, что стране нужна психотерапия - известный факт.
И возможно, что уже поздно.
no subject
no subject
no subject
no subject
Но сама эта предпосылка обесценивает любое действие. Если бы только те, кто видел Эфесский xрам, могли понять его отсутствие, то почему же мы помним Герострата?
no subject
no subject