Красота, которая не спасает

Хочу возвратиться к контрасту, о котором писал несколько дней назад - к красоте Достоевского и красоте Китса. Фактически, это две противоположных теодицеи. У Китса литература пытается поглотить философию и богословие, стать всем. У Достоевского, напротив, литература пытается быть также философией и богословием. (Она, как заметил Набоков, несет ущерб как литература, но в целом проект был исключительно успешен).

"Красота мир спасет" - это вмешательство извне, красота-справедливость, которая только наступит. Как это получится - мы не знаем, у Достоевского в двух его утопиях, Легенде о Великом Инквизиторе и "Сне смешного человека", ничего хорошего не получается. "Красота мир спасет" - это пожелание, а не пророчество.

"Красота - это истина, истина - это красота" - из "Оды к греческой вазе". Для тех, кто не владеет английским, хочу заметить, исключительно от себя, что это - одно из самых замечательных лирических стихотворений в тех нескольких довольно крупных литературах, чьими языками я владею. И одно из самых красивых: когда-то об этом было вполне прилично говорить, и когда-нибудь снова будет. В отличие от обещания Достоевского, это утверждение симметрично, справедливо в обе стороны. Красота-истина не спасает, она - факт, оправдание всего. Стихотворение Китса замкнуто в себе, для него нет ничего внешнего - не потому, что оно ограничивает вселенную процессией жертвоприношения и "закадровым" греческим городом, а потому, что оно исчерпывает собой всю вселенную, включает. Оно центростремительно, тогда как романы Достоевского - центробежны.

По каждому из этих идеалов на нашем веку проехался свой бульдозер. По Китсу - постмодернизм, хотя он-то пострадал меньше других, о нем забыли. По Достоевскому - просто российская история. И то, и другое теперь завершилось - спорить в трех строчках я тут ни с кем не намерен, но для меня это очевидно. Кто больше пострадал? Отвечу просто метафорой для скорости, все это только конспект: греческая ваза осталась, и способ, которым ее видит Китс, в принципе повторим. А герои Достоевского, хотя бы тот же Иван с Алешей в трактире, сегодня смотрятся как инопланетяне - именно на русский глаз, потому что у западного человека остались эмпатические соприкосновения (Джеймс Вуд, лучший американский критик, британского происхождения, назвал Легенду "осененной прозой").

Совсем по другому поводу. История русской философии в одном абзаце. Розанов как-то написал толстенную книгу, что-то вроде "общей теории всего", объяснение мироздания путем системы немецкого образца, из множества частей, глав, подглав и нумерованных параграфов. В свое время мне пришлось держать этот кирпич в руках - он вселяет ужас и бесконечное омерзение. Такова же (привожу по Борису Парамонову, другого источника не видел) была, судя по всему, реакция одного вятского школьного учителя, коллеги Розанова. После того, как гордый автор показал ему свой труд, этот достойный человек продемонстрировал свое отношение на месте, вынул член и поссал на книгу. Похоже, критика возымела действие: после этого Розанов уже таких книг не писал, а выражал свои мнения легким порыгиванием и попукиванием. Русские до сих пор видят в этом глубину.