aptsvet | Entries tagged with bull

Журнал New Times отверг мою последнюю колонку, так что уж повешу ее здесь, хоть она и несколько зачерствела.

( До мышей, как и было сказано )

Почему в последние десятилетия так высоко взошла звезда фэнтэзи, а звезда научной фантастики, напротив, закатилась, несмотря на доблестные усилия упорных одиночек? Одним из главных приемов литературы, даже в низких жанрах, является правдоподобие, концы должны увязываться, а следствия исходить из причин. Без этого даже непритязательный читатель книгу в руки не возьмет.
( праздная болтовня )

Это опять по поводу нобеля и связано со множеством маловероятных допущений и внутренних оговорок - в частности, что в конклаве еще остался кто-то соображающий в литературе.
У финишной черты уверенно ведет Маккарти. Если принять на веру позицию Стокгольма, что в Америке приличной литературы быть не может (да, я понимаю, что это рушит все вышеупомянутые допущения, но отвернемся на миг от логики), Маккарти ничего не светит. Тогда премия останется в Европе, поскольку нам также объяснили, что все хорошее исходит из Европы. Это, кстати, обрушивает всю политическую корректность, но в последние годы ею и не пахло.
Глядя на список и учитывая, что это должна быть Европа, а писатель должен быть на достаточно высоком уровне, я ставлю на Петера Надаша, у Ladbrokes он сейчас идет один к пятнадцати. Такой выбор мог бы спасти остатки репутации конклава, хотя может быть уже и поздно. В случае проигрыша никакой шляпы есть не буду.
Кстати говоря, на своем веку я дважды угадал нобелевских лауреатов по литературе, это были Воле Шоинка и Тони Моррисон.

Почему-то в российской прессе не любят вчитываться в источники и сообщают что хотят, а не что на самом деле. Это, в частности, касается сообщения о том, что продажа электронных книг для Kindle'а в сетевом магазине Amazon впервые превысила продажу бумажных.
Ничего подобного, конечно, не произошло. Иначе бы об этом стало известно за пределами России, в первую очередь самому Amazon'у. Тогда как в реальном пресс-релизе сообщается лишь о том, что продажа электронных книг превысила продажу бумажных в твердом переплете, что составляет значительную и самую доходную часть рынка бумажных книг, но далеко его не исчерпывает. Значительная часть книг в США, в первую очередь т. н. жанровых (фэнтэзи, детективы, манга) вообще не выходит в твердом переплете.
И уж коли раз соврали, то почему не доврать до конца: якобы успеху Kindle'а помог выпуск iPad'а, заставивший Amazon снизить цены прибора на треть. Во вселенной, где работает логика, выпуск iPad'а помог, конечно, iPad'у, книги для которого продаются в своем формате. Просто Kindle в его нынешней модификации - уже старая модель, почти два года как на рынке, скоро выйдет новая, а поскольку главным источником дохода в перспективе должны быть сами электронные книги (пока что речь идет о расширении доли рынка), то сам аппарат - лишь средство, а не цель. Утверждение, что появление конкурента помогает расширить рынок, требует, несомненно, большого аналитического ума.

"Я не знаю, почему так: почему-то во времена Байрона рифма была, а теперь исчезла. На самом деле объясняется всё очень просто — у нас язык с флексиями, а у них флексий нет".
Но это и есть достаточное и очень четкое объяснение, другого не надо. Верлибр был для английского неизбежным выбором, каким он для русского, например, не является. Даже не верлибр как таковой, а безрифменность.
Но вот совсем необязательным был отказ от метрики, по крайней мере от ямба, который в английском языке удивительно выразителен. Стивенс всю жизнь спокойно переходил с верлибра на ямб и обратно. Сейчас ямбом пишут, но редко, и до виртуозности Стивенса никто не поднимается.

Меня, с моей репутацией борца с опиумом, почему-то время от времени посещают сны агрессивно религиозного содержания, с богатым не по заслугам подтекстом. Друзья-аналитики понимающе покивают головами. Однажды я видел сон о том, что я ангел - не в переносном смысле, а в прямом.
Теперь вот мне приснилось, что я попал в ад. Историю пересказывать не буду, она слишком запутанная и личная. Но интересны общие впечатления. Во-первых, там нет никакого пламени, сковородок, чертей и самого властелина зла. Там просто очень грустно.
И там есть обычное человеческое сострадание друг к другу. Похоже, вообще никаких других эмоций, кроме грусти и взаимного сострадания.
А еще там есть смерть - исключительно по собственному желанию, для тех, кто устал. Как избавление.
Так что и непонятно, в чем, собственно, фишка.

Оказывается, глушить рецину и отплясывать сиртаки - не такое уж доходное занятие. Греция спустила все денежки и теперь требует, чтобы Германия покрыла долги - умно, я пожалуй тоже так поступлю.
Греция вообще интересная страна. Байрон, увидев ее, умер от огорчения. То, что мы считаем Грецией, придумали Лоренс Даррел и Генри Миллер. Самое смешное, что весь мир поверил. Вот только в смету никто не заглянул.

Адам Хмелевский пишет в openDemocracy, что виновником катастрофы под Смоленском был, возможно, сам Лех Качинский, возжелавший побить Туска по очкам. Пока что чистая спекуляция, авось черный ящик выяснит, но я и сам подозревал нечто в этом роде. Нехорошо писать нехорошо о только что покойном, но горячей любви он в моем сердце не пробуждал. А если он действительно был виноват, то свистопляска с захоронением в Вавеле очень неуместна.

Почитал я тут книжку нобеля нашего Пола Кругмана. Книжка хоть и старая, но достаточно поучительная и интересная.
Кругман, конечно, человек левый и довольно яростный. Но интересно то, что, проходясь по политикам, он сильнее всего охаживает Билла Клинтона, не самого правого из президентов (хотя и не так сурово, как впоследствии Буша-маленького). А вот о Рональде Рейгане вспоминает без всякой свирепости, чуть ли не со светлой улыбкой. То есть, он считает экономическую политику Рейгана чушью, но не думает, что она нанесла Америке особый ущерб. Это, конечно, связано с тем, что хотя Рейган нагнал дефициту, но либералы дефицита не очень боятся.
Такое отношение понятно: если Рейган действительно не причинил вреда экономике, то Клинтон, при его дружбе со "стратегическими трейдерами", действительно мог и собирался нанести, и довольно серьезный. Кончилось-то как раз все сравнительно благополучно, но Кругман об этом еще не знал, книга вышла в первой половине 90-х.
Интересно еще вот что. Вопреки представлению дилетанта о правизне и левизне все профессиональные экономисты считают рынок единственным эффективным способом производства и альтернатив ему не видят, Кругман в том числе. Только правые склонны считать рынок безошибочным, а левые, кейнсианцы, указывают на необходимость коррекций со стороны правительства или центрального банка. Как отмечал Томас Соуэлл, правый экономист, единственными экономистами, сомневающимися в рынке, являются марксистские и феминистские, но это уже альтернативная наука.

Результаты опроса выправляют курс и начинают приближаться к предсказуемым. Я, впрочем, и не сомневался. Вот здесь редактор OpenSpace Маша Степанова высказывает некоторые соображения по поводу трудностей, с которыми такие попытки сталкиваются в русской ноосфере. На мой взгляд, эти трудности просто непреодолимы, хотя писать об этом не так просто. Может быть, я и напишу, когда увидим окончательные результаты.
Мои собственные показатели невелики, но тот факт, что я в начале вошел в первую двадцатку, для меня лестен, и закономерный последующий закат за горизонт этого не не зачеркнет - именно потому, что первоначальные результаты больше напоминали реакцию читателей OpenSpace, какими они мне представляются, а дальнейшее не так важно.
Теперь вот об этих результатах и об изгибах кривой. В качестве модели этого мероприятия выбран опрос, который дважды проводился в интернете британским журналом Prospect, и с последним из них связан поучительный эпизод. В число самых первых тогда выбился некий турецкий мулла, о котором никто за пределами Турции не слыхал, имени сейчас не помню. Оказывается, сторонники муллы, прослышав об опросе, мобилизовали верных сынов ислама по всей стране, из коих практически никто о Prospect'е не знал, а многие и в интернет заглянули впервые, но им объяснили, на какие кнопки нажимать. В интернет-кафе не было отбоя от клиентуры. И таким образом устроили своему любимцу именины сердца. Вот мне кажется, что такая внутренняя Турция просыпается сейчас и на российских виртуальных просторах.
Степанова упоминает о том, как трудно было набрать сотню публичных интеллектуалов в России. Тут я вспоминаю, что когда-то судья Ричард Познер, сам видный американский публичный интеллектуал, составлял примерный список для США, всего набралось около полутысячи, без телеведущих, служителей культа и поэтов, и еще многие обижались, что их не включили. Но что касается нынешнего лидера Крылова, то в его случае сомнений нет, он действительно полностью соответствует профилю. Но и его шансы были бы невелики, затесайся в список Сталин или Александр Невский.

Это по поводу некоторых идей, которые носятся в воздухе и развиваются, в частности, Михаилом Эпштейном. Широко известен пример языка, который подвергался очень интенсивной "порче", так что даже в его классический период элита и массы пользовались различными вариантами. В конце концов язык элиты сохранился только в лабораторных колбах, а массовый продолжал развиваться отдельно, пока великий поэт не решил, что вот это и есть настоящий язык, а не тот, что в колбах. Поэта звали Данте Алигьери. Значит ли это, что итальянский следовало отодвинуть в тень, а латынь априорно лучше? Она ведь и в те времена была языком "культуры". Шекспир был тоже продуктом такой "порчи" - сравните хотя бы с Чосером.
Любой реальный язык есть продукт "порчи", а не элитарного взращивания.

Случилось мне в ходе воскресного десанта на остров Манхэттен зайти в мобильный магазин AT&T у Таймс-Сквера и получить там урок практической антропологии. Цель как таковая состояла в переносе телефонного номера с одного контракта на другой, дело это тонкое, требует выхода на связь с центром и дистанционной перезагрузки аппарата, так что застрял я там этак на полчаса.
Внезапно магазин до отказа набился народом, и один из народа стал по-русски громким голосом объяснять жене, что телефон - это всего лишь средство связи, и дескать нечего тут. Прикид на нем был с итальянским уклоном, но не экстремальным, и я определил его на глаз как узкопрофильного олигарха, допустим урюпинского аптечного монополиста. Одна дама из остальной публики что-то сказала ему по-русски, после чего он еще более громким голосом спросил ее, откуда она этот русский знает, но она сказала, что не знает, а вот только одну эту фразу. Тогда выступавший перешел на ломаный английский и объяснил, что русские хорошо понимают в сотовых телефонах, а вот американцы туповаты и ничего в технике не соображают. Американцев этих, надо сказать, в магазине было десятка два, и я стал прикидывать в уме, какая судьба могла бы постичь такого проповедника разума, случись тут прямо противоположный этнический расклад. Американцы, однако, агрессии не проявили и кротко выслушивали дальнейшие силлогизмы оратора.
Продавщица же моя между тем имела массу возможностей ознакомиться с моим собственным имяотчеством и все поняла, но лишь заметила, что тут Таймс-Сквер, поэтому контингент специфический, уже, дескать, насмотрелись. Я решил сделать дипломатический ход и заметил, что мы не все такие. На что она возразила, что мы мол тоже разные. Учитывая, что девке было года 22, я оценил реплику как зачетную.
Не терпелось все же присоединиться к дискурсу, и я, улучив короткую паузу, попросил богоносца освежить в памяти последние модели российских сотовых телефонов. Но он моей реплики не понял и в мою остроумную ловушку не угодил. А затем выгнал жену на улицу и приступил к покупке ей телефона за 29 баксов.
Вот вроде бы и все. Конечно, просится в эфир еще и вчерашняя история о девушке, которую вовсе не я схватил за грудь, но об этом как-нибудь в другой раз.

Речь, для тех, кто пропустил, идет о моей попытке обратного перевода стихотворения В. Ходасевича «Обезьяна».
( Read more... )

В первый раз сообразил, что события в романе точно "датированы". Думаю, что сообразили уже и без меня, но самому интереснее. Вот как Мастер впервые является Ивану:
"С балкона осторожно заглядывал в комнату бритый, темноволосый, с острым носом, встревоженными глазами и со свешивающимся на лоб клоком волос человек примерно лет тридцати восьми".
Очень странное выражение "примерно лет тридцати восьми", случайным оно просто никак не может быть. Стало быть, оно должно прямо на кого-то указывать. Если принять во внимание другие совпадения в биографиях героя и автора, а также портретное сходство, перед нами явно Булгаков. 38 лет ему исполнилось в 1929 году. В этом году, либо годом раньше, он начал писать роман. Когда он в точности его сжег, я так пока и не устаносил.
Теперь анахронизмы очевидны, и их намеренность особых сомнений не вызывает. Массолит - союз писателей, которого тогда еще, конечно, не было, но ни одна другая организация по обилию льгот не годится в прототипы. Торгсина тоже еще не было, он существовал с 1931 по 1936. Паспортная система была введена в 1933. Но с третьей женой, прообразом Маргариты, он-таки познакомился в 1929.
Так что датировка все-таки условная. Автор просто передвинул себя в более позднее время, по каким-то своим соображениям, в которые мне углубляться незачем.

P. S. И уже немного о другом, аргумент в пользу моей догадки относительно того, что Мастер является богом или демиургом в описанном мире. Воланд рассказывает Берлиозу и Ивану историю Пилата в точности как написано в романе Мастера, в этом нет сомнения.

Вчерашний пост о "Мастере и Маргарите" вызвал на удивление много откликов (не все, правда, были по существу). Сегодня я, с учетом обсужденного, а также путем сократического диалога со студентами, пришел вот к каким выводам.
( Read more... )

Прохожу со своими детьми "Мастера и Маргариту". Давно над этой книжкой не задумывался, и вообще хотел вместо нее "Двенадцать стульев", но не нашел перевода, который можно заказать. Считаю ошибки в описании античности, их довольно много, хотя многое автор и знает. Вот немного разнокалиберный и далеко не полный список.
1. Пилат говорит по-арамейски. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Он что, в школе дипломатической курс прослушал? И зачем ему арамейский, живущему в римском городе (Кесарии) и бывающему в Иерусалиме только наездами? Тем более, что вся иудейская элита тех времен говорила по-гречески.
2. Иешуа говорит на латыни - еще нелепее. Где он мог ее выучить? Я даже придумать не могу.
3. Греческая женщина (Низа) сама открывает гостю дом. Ну конечно, как в Саудовской Аравии - хозяйка первая на пороге.
4. Иуда за ней ухлестывает. Хотя греки (в отличие от римлян до известного времени) евреев терпеть не могли, и наоборот.
5. Пилат посылает команду легионеров хоронить казненных. Между тем как евреев хоронят евреи же, в течение суток и по своему обряду - так зачем беспокоиться?
6. В распоряжении Пилата - командир легиона. Пилат - всадник на всаднической должности, командир легиона - из сенаторской семьи, подчиняется только наместнику.
Что это - баги или фичи? Там, конечно, есть еще никогда не существовавшая тайная служба при прокураторе, но это уж ладно, по сюжету нужно было. А вот все остальное - не понимаю.
В принципе, о римлянах Булгаков знает довольно много, о евреях - мало. У него в ночь седера в окнах домов сверкают огни (какие окна наружу в восточном городе?) и раздаются славословия.
Кстати, впервые понял из текста (из разговора с первосвященником), что Булгаков был хорошо знаком с "Иудейскими древностями" Иосифа Флавия, где Пилат выведен грубым болваном. Но все же предпочел евангельский образ.

Обошлось без дождика, по крайней мере пока, так что все обтяпал в лучшем виде.
В последний раз я голосовал 20 лет назад, когда избирали старшего Буша, но отдал свой голос за либертарианского кандидата - у него, как обычно, не было ни малейшего шанса, но я сделал это в порядке протеста против второго срока Рейгана, Iran-Contras, хотя за Рейгана до этого голосовал. А в диаспоре в американских выборах голосовать хлопотно и трудно, тем более по последнему месту регистрации, в Виргинии, которая обычно не покидает республиканского строя, голосуй - не голосуй. На этот раз, однако, есть шанс, что Виргиния отвалится к Обаме. Но я все равно в DC.
Сравнивая с тем, что помню: процедура голосования изменилась мало, по-прежнему не требуют никакого удостоверения гражданства или личности, даже от моей регистрационной карточки девка отмахнулась и просто устно проверила фамилию и адрес по списку. Это, конечно, правильно, поскольку в стране нет требования обязательного удостоверения - но я не уверен, что в других штатах везде так, я слышал, что кое-где требовали ввести правило насчет предъявления водительских прав. Не знаю, прошло ли это - права все равно не являются доказательством гражданства. Может быть, их где-то спрашивают при регистрации, но меня зарегистрировали энтузиасты на улице в начале октября, просто дали анкету заполнить.
Иными словами, будь я не гражданин и даже нелегальный иммигрант, все равно мог бы голосовать без особого риска.
Голосовал я, конечно, за Обаму-Байдена и далее за всех демократов по списку. В обычных обстоятельствах я был бы поразборчивее. Я не демократ, зарегистрирован беспартийным, хотя Хоуард Дин прислал мне карточку члена DNC (демократического ЦК) в благодарность за пожертвование и в расчете на новое. Но у меня к республиканцам очень длинный счет к оплате: за войну в Ираке, за прослушивание без ордера, за подарок в виде министерства госбезопасности, за Фредди Мака и Фэнни Мэй, за визг по поводу однополых браков, за примечания к Дарвину, стволовые клетки и многое другое. Да просто за Чейни, в конце-концов, если на то пошло. Настало время рассчитаться.
Народ на улицах благожелателен: многие рыгаловки, в т. ч. Старбакс, выдают народу чего-нибудь бесплатное, например кофе или пончик, но поскольку подстрекательство к голосованию запрещено законом, выдают всем без разбора. Тут рядом, правда, есть бар, где со стикером "Я проголосовал" можно получить дринк за доллар, но это все же за деньги. Я не воспользовался, потому что еще надо работать, ликовать будем вечером. Оставайтесь с нами.

У Мирского, который писал о русской литературе лучше большинства писавших, есть простое и самоочевидное объяснение черной дыры, постигшей эту литературу во второй половине XIX века — ни у кого другого я подобных аргументов не встречал, по крайней мере в такой четкой форме.
Самые яркие фигуры этого периода принадлежали предыдущему. Хотя они владели уникальным мастерством, но упора на нем не делали, а скорее выдавали свое творчество за социальную деятельность. Именно ее и превозносили самые пустоголовые и крикливые из критиков, вроде Писарева и Чернышевского, и именно у них, а не у мастеров, училось следующее поколение, которое о существовании писательской техники просто не подозревало и нужды в ней не видело. Само оно, в свою очередь, было продуктом реформы 1861 г., когда к культурному центру потянулись новые люди, разночинцы и служилые дворяне, в любом случае глухие к пользе Пушкина. Отторжение от отцовского культурного багажа было универсальным: по словам того же Мирского, сын священника был как правило атеистом, а помещика — аграрным социалистом.
Реформа освободила ресурсы, как социальные, так и материальные, для капитализма, и создала массу новых рабочих мест для потенциальных талантов, где они могли зарабатывать реальные деньги, а не мечтать в мансарде о славе: если не в предпринимательстве, то по крайней мере в журналистике.
Эта арифметика, правда, не вполне учитывает Чехова и Бунина. Но эти исключения тоже укладываются в формулу: Чехов явно был учеником мастеров, хотя и заочно, а Бунин сам был помещичье дитя, «Антоновские яблоки» - это его свидетельство о рождении. Он, правда, ехал в последнем вагоне состава, а заключительную часть жизни просидел уже в отцепленном.
Когда же на сцену вышло новое литературное поколение, оно не потрудилось заглянуть на собственный чердак и кое-что приобрело за недорого у иностранцев на развалах, товар не первого сорта: Маллармэ там, Эдгар По, итальянские футуристы, то-се. На пошив собственного национального кафтана ушло драгоценное время. Так называемый «серебряный век» был большей частью посеребренной импортной бронзой. Настоящий серебряный век был искоренен революцией и советской властью, так и не взлетев.
Эта мысль замечательна и сама по себе, но ее дополнительное достоинство заключается в том, что она как раз впору нынешнему времени и многое в нем объясняет. Я не провожу прямых параллелей между Толстым и Достоевским с одной стороны и такими разными и любимыми мной писателями как Саша Соколов или Юрий Трифонов, но механизм отказа от наследства здесь примерно тот же. К ним отнеслись как к чему-то уже случившемуся (если к Трифонову вообще сейчас как-то относятся), а у нас теперь свои дела. Развинитить часики и посмотреть на колесики никто не посоветовал и не потрудился. Точно так же поигрались и отодвинули в сторону Мандельштама, Заболоцкого и, конечно, Бродского, последнего из фаворитов ancien régime. А тут как раз случились коробейники с постмодернистским товаром, хотя по-честному, тот же верлибр надо было ковать из Бродского, а никак не из Буковского. Но я вхожу в детали, чего не имел в виду. Опять сорок лет в пустыне.
И талант в последние годы было где продать, незачем пыхтеть в мансарде над сиротскими кильками и стаканом. А вот отсутствие денежной работы как раз предоставляет массу досуга и соприкасает с вечным.
Из сказанного легко понять, что я многого жду от нынешнего кризиса.
Может, я об этом когда-нибудь напишу. Или наоборот, не напишу — так будет аутентичнее.

Не могу не отреагировать на вот это замечание snorapp - прежде всего потому, что его пафос мне очень близок, и я готов подписаться под каждым ее словом. Трудность, однако, заключается в том, что мне в ее заметке не хватает нескольких очень нужных слов для того, чтобы подписаться безоговорочно.
( Read more... )

Выступлю, надеюсь, уже перед пустым залом, в надежде не будить издыхающее чудовище этой дискуссии. Написал бы пошире, но излияния ученых диспутантов и оппонентов отбили всякую охоту, смешно и стыдно.
Человек я простой, прежнего времени, и подкреплять свое мнение учеными цитатами не привык. Для меня существует шкала "хорошее-плохое", и она поперек всех дискурсов. Или, для нужд релятивистского лагеря, "нравится - не нравится".
Так вот, на протяжении ряда лет наши с Фанайловой поэтические траектории пересекались слабо. Теперь же она кажется мне одним из самых интересных поэтов своего поколения. Эту эволюцию я заметил еще до "Балтийского дневника" - то ли только в ней, то ли и в себе тоже. Для меня вообще художник - это человек, подверженный эволюции. "Шаг в сторону - это прием", как заметил осторожный, но проницательный Миша Айзенберг. Это еще и рефлексия, инициатива, готовность к риску. Я надеюсь эту мысль развить, именно на примере Фанайловой, не прибегая к тонкостям литературной теории, которая хорошего поэта хуже не сделает, а плохого не улучшит. Но как-нибудь попозже, не хочется истекать дурной кровью в этой рубке. Речь, в конце-концов, о поэте, а не о наших болячках.
Я, как некоторым известно, сторонник скорее пирамидальной, чем древовидной формы поэтического разнообразия. Тем не менее, полагаю, что чем больше талантов на вершине, тем лучше, и плевать на центр тяжести. Рад осознать, что их больше, чем я, заблуждаясь, думал.
В заключение объявлю личный интерес, то, что называется disclaimer. В апреле этого года, будучи в Вашингтоне, Лена сделала небольшой, но очень трогательный жест в мою сторону. Так вот, мое мнение о ее стихах никак с этим не связано, я эти вещи кладу на разные полки, и моя оценка ее творчества стала претерпевать эволюцию гораздо раньше. Это, скорее, на тот случай, если данная декларация попадется на глаза ей самой.