aptsvet

Не могу не отреагировать на вот это замечание snorapp - прежде всего потому, что его пафос мне очень близок, и я готов подписаться под каждым ее словом. Трудность, однако, заключается в том, что мне в ее заметке не хватает нескольких очень нужных слов для того, чтобы подписаться безоговорочно.
Трудность моя состоит в том, что хотя Линор пишет о людях, то есть о нас с вами и, в какой-то степени, и обо мне (и возможный упрек, спрятанный в ее словах, я принимаю), ее взгляд, как мне кажется, слишком прикован к словам, в ущерб реалиям, хотя и слова, как мы знаем, бывают очень взрывоопасными. Но взрывоопасны они именно благодаря стоящим за ними реалиям, даже если это просто физиологические процессы в нашем мозгу. Тут, надо полагать, пролегает некоторая черта между нашими с ней мировозрениями, хотя и в этом могу ошибаться. Тем не менее, остановлюсь на некоторых моментах, которых в ее анализе я не нашел.
Линор пишет о метонимиях, пленниками которых мы становимся в пылу полемики, таких как Россия, Грузия, Осетия, Америка и др. Но дело не только в метонимиях. За ними кроются реально существующие предметы, хотя существующие в ином смысле, чем кровать или кошка. В первую очередь, для данной повестки дня, важны такие понятия как государство и нация. Во многих современных странах они почти синонимичны, хотя не во всех - Россия, на мой взгляд, только пытается стать нацией, рождающейся, так сказать, из пепла империи. Нация - вовсе не единый этнос, как видно, допустим, на примере многоэтничной Америки.
Но это слишком сложные понятия, чтобы сейчас их анализировать. Точно так же слишком сложны рассуждения о том, в каком смысле абстрактные социальные понятия "реально существуют". Но в том, что они существуют, сомнения нет - рудиментарное государство есть и у социальных насекомых, хотя муравьиный мозг не обвинишь в склонности к метонимии.
Когда мы говорим, что государство А напало на государство Б, мы в любом случае говорим о самих себе, гражданах этих государств, без метонимий. И если институт "Америка" атакует институт "Ирак", в этом принимаю участие и я, поскольку плачу налоги на поддержание этого института и участвую в создании его структуры как избиратель. Могу ли я идти на риск тюремного заключения, отказываясь, например, от уплаты налогов или, что во многих странах не чревато такой опасностью, выходя на демонстрацию протеста? Степень допустимого риска каждый решает сам для себя. Что недопустимо, так это отрицать ответственность как таковую. Я не могу объявить метонимией то, с чем моя совесть требует от меня борьбы, как бы слаба она ни была. Я отвечаю за свое государство, потому что оно продукт договора, под которым стоит и моя подпись. И даже самое плохое государство чем-то заплатило мне за мою подпись, хотя в иных ситуациях такая плата может быть смехотворной.
Вопрос теперь упирается в то, в какой степени государство имеет право узурпировать мою совесть. Оно может потребовать от меня сдать совесть в общую казну и стать ее единоличным выразителем, таково тоталитарное. Оно может почти полностью оставить совесть на мое усмотрение, представив лишь короткий список случаев, где я не вправе ею пользоваться, таково либертарианское. Но если я на минуту забуду, что на самом деле совесть целиком принадлежит мне, разница между этими полюсами становится несущественной. Если бы у муравья была совесть, он понимал бы, что в соседнем муравейнике живут такие же муравьи с такими же заботами. Если бы у него было больше совести, он что-то понял бы и в жизни пчел. Если бы у человека была совесть, он понял бы что другой человек, независимо от гражданства, цвета кожи и пр. - не средство, а цель, такая же, как и я сам для себя. И не только человек.
В конечном счете совесть - тоже метонимия. Человечество вообще состоит из метонимий, и без них нас просто не существует, существует от силы генный код, еда, секс и смерть. Если у совести есть денотат, то его реальность, в каком-то смысле, еще слабее, чем реальность государства и нации. И ее куда удобнее сдать на хранение правительству, особенно такому, которое в критический момент понимает, как лучше сыграть на моих слабостях и оплатить эту совесть безусловными реалиями, такими как еда, секс и смерть - чужая, конечно, но я за нее не пожалею и своей.
В каком-то смысле государство и нация - это известь, поглощающая любую совесть как кислоту. Но и совесть - это кислота, способная разъесть любую государственную и националистическую известь. Совесть и нация, в предельной ситуации - полные антиподы.
И если до конца упростить приведенное уравнение, оно сводится к тому, что если где-то А обижает Б, то моя вина не зависит от того, какая из этих букв мне ближе. Она целиком зависит лишь от моей объективной реакции на происходящее.
Вот и выбирай себе место на такой линейке.
Прошу прощения за то, что слишком абстрактно и мало примеров из жизни. В жизни их, к сожалению, слишком много.