aptsvet

I
Он был в Неаполе, писал домой
И между письмами читал абзацы
В возвышенном ключе. Стонал весь месяц
Везувий. Было славно там сидеть,
Следя за вспышками, чей жаркий блеск
Врезал углы в стекло. Весь ужас звука
Был описуем, потому что звук
Был древним. Пробовал припомнить фразы:
Боль слышимая в полдень, боль себе
Самой, боль, гасшая на грани боли.
Вулкан подрагивал в другом эфире,
Как тело, покидая жизнь, дрожит.

К обеду время. Боль людское свойство.
Прохлада с розами в кафе. Он в книге
Заверил в правильности катастрофы.
Когда б не мы, Везувий истребил бы
Всю землю в твердом пламени, не зная
О боли (и о петухах, поющих
Нам смерть). Вот часть возвышенного, чьих
Мы чар сторонимся. Когда б не мы,
Все прошлое бесчувственно, исчезнув.

Wallace Stevens

Esthétique du mal

I
He was at Naples writing letters home
And, between his letters, reading paragraphs
On the sublime. Vesuvius had groaned
For a month. It was pleasant to be sitting there,
While the sultriest fulgurations, flickering,
Cast corners in the glass. He could describe
The terror of the sound, because the sound
Was ancient. He tried to remember phrases: pain
Audible at noon, pain torturing itself,
Pain killing pain at the very point of pain.
The volcano trembled in another ether,
As the body trembles at the end of life.

It was almost time for lunch. Pain is human.
There were roses in the cool cafe. His book
Made sure of the most correct catastrophe.
Except for us, Vesuvius might consume
In solid fire the utmost earth and know
No pain (ignoring the cocks that crow us up
To die). This is a part of the sublime
From which we shrink. And yet, except for us,
The total past felt nothing when destroyed.

(продолжение следует, советы принимаются)