Болеслав Лесьмян: признание в любви

[aptsvet]

Людям, которые знают меня поближе, известно, какой я свирепый критик: похвалу из меня выдавить практически невозможно, а свои реальные мнения я стараюсь большей частью скрывать, потому что за них легко схлопотать по шее. В свое частичное оправдание могу сказать, что к собственному творчеству я отношусь точно так же, и большую часть написанного давно выбросил – если и жалею, то лишь о том, что не выбросил больше.

Поэтому, утверждая, что речь идет о великом поэте, вероятно одном из гигантов прошлого столетия, приглашаю ловить меня на слове: я именно это и имею в виду, без малейшей скидки. Ряд, в котором для меня стоит Болеслав Лесьмян, – это Мандельштам, Рильке, Стивенс и Лоуэлл. Хватило пальцев одной руки. Забавляет отсутствие нобелевских лауреатов – не преднамеренно, но факт неукоснительный. Нобелевские стихотворцы (в прозе попадания случались точнее) – это в лучшем случае крепкий второй сорт, вроде Йейтса, Хини или... - нет, не буду, а в худшем – ну, скажем, Шимборска.

В юности я, подобно многим гуманитарно любопытным сверстникам, выучил польский язык, чтобы читать доступные на нем переводы игнорируемых в СССР авторов, но очень скоро язык оказался не средством, а целью, и главной находкой стала замечательная польская поэзия. Это была, однако, совсем не та поэзия, которую штамповали для нас штатные переводчики СП. Первым сюрпризом стало открытие Норвида (типично, по цитате в фильме Вайды «Пепел и алмаз»). Затем настал черед плеяды «Молодой Польши». А встреча с Лесьмяном совершенно ошеломила – и это ошеломление сохранилось на всю жизнь.

Нет неблагодарнее задачи, чем объяснять, почему любишь поэта, недоступного для аудитории, к которой адресуешься – а Лесьмян недоступен и, видимо, таковым и останется. Он накрепко спаян со своим языком и мертв для экспорта. В русской литературе есть похожие примеры, пусть ничем Лесьмяна и не напоминающие: Андрей Платонов, Заболоцкий и обериуты, да во многом и тот же Гоголь, который за пределами России никогда не встал вровень с Толстым, Достоевским и Чеховым. Даже мировая слава Мандельштама – в какой-то мере курьез, он обязан ею своей дружбой с инспектором манежа русской поэзии ААА, а также мемуарам вдовы, которую тоже вывела на орбиту эта дружба.

В пору этого открытия, а мне тогда было лет 20, и состоялось оно в стенах Библиотеки иностранной литературы, я, конечно, еще плохо понимал все эти польские тонкости, и поразил меня в первую очередь не язык, а совершенно ни на что не похожий поэтический мир, который передо мной предстал. Это некие сумерки на границе жизни и смерти, населенные самыми невероятными существами: какими-то полуфольклорными персонажами с фантастическими именами, людьми, многие из которых влюблены друг в друга, но эта любовь почему-то всегда в тупике даже при полной взаимности, покойниками, которые и за гробом продолжают поиски абсолюта, потому что даже смерть не дает никакого ответа, в том числе отрицательного.

Впрочем, я ничего толком не перечислил: дело в том, что в стихах Лесьмяна одушевлено абсолютно все, лес, луг, деревья, времена года, отражение девушки в зеркале. Границы между жизнью и смертью, бытием и небытием, здесь просто нет, она стерта и смазана, и все живое и мертвое ведет постоянный диалог о смысле этого полусуществования.

Можно пытаться излагать сюжеты, потому что стихотворения нередко вполне сюжетны. В одном из них («Dziewczyna») двенадцать братьев, услышав девичий плач за стеной, берут молоты и начинают крушить стену, чтобы спасти плачущую. Эта непосильная работа их губит, но молоты подхватывают их посмертные тени и продолжают то же самое, но и тени сходят на нет, и тогда молоты завершают спасение сами. Спасать, однако, оказывается некого: когда стена сокрушена, за ней – пустота, плач был бестелесным.

В другом («Sen wiejsky») автору постоянно снится сон о девушках, возвращающихся с поля жарким летом, и эти девушки поют – их песня полна сомнения в их собственном существовании, и по мере того как они эту песню допевают, они гаснут одна за другой, как звезды.

Такой неуклюжий пересказ, конечно же, не дает никакого понятия о поразительно гипнотической манере письма Лесьмяна. Его стихи всегда выдержаны в строго классической метрике с рифмой, иногда самым традиционным польским тринадцатисложником (классическая польская поэзия силлабична), они изобилуют рефренами, припевами, причитаниями и даже какими-то приплясами, они втягивают в себя, как трясина или зыбучий песок, они психоделичны.

Если окинуть поэтический мир Лесьмяна общим взглядом, становится очевидно, что он представляет собой попытку теодицеи, альтернативного богословия, не похожего ни на одно из традиционных. Бог существует, но он – один из персонажей, вровень со всеми, он так же слаб и озадачен как и все прочие, он нередко вступает с ними в разговор и жалуется на свое бессилие, а они, в свою очередь, и рады бы ему помочь, но не могут.

Тут, конечно, приходит мысль о том, что подобная поэтическая ересь возможна лишь в стране глубокой веры, какой была до последнего времени Польша, и какой она во многом еще остается. И позиция Лесьмяна в отношении этой веры достаточно внешняя для того, чтобы уступить такому искушению. Его дед был еврей, выписанный в Польшу, кажется (я все пишу по памяти) из Шотландии (настоящая фамилия – Лесман) в качестве специалиста по производству фарфора. Сам он был, если я правильно помню, формально католик, но в Польше того времени (как и в России, как и по сей день) всем было понятно, кто есть кто. Его смерть (1937) стала одновременно кошмаром, эмблемой и курьезом: когда он спросил офицера, ухаживавшего за его дочерью, насколько серьезны его намерения, тот вполне наивно ответил, что, дескать, не думает ли папаша, что польский офицер может жениться на еврейке? На следующий день Лесьмян скончался от инфаркта. Таким странным образом он спасся от неизбежного Освенцима, а вот офицеру, если продолжить гадания, могло повезти меньше – он был кандидатом в Катынь.

Когда я открыл для себя это чудо, а впечатление чуда не изгладилось до сих пор, я еще не был столь смел (или нагл) в своих мнениях, как теперь, но я сразу же решил для себя, что имею дело с гениальным поэтом, и что подобных сюрпризов в жизни может уже не быть. Я оказался прав в обоих пунктах. В те времена Лесьмян был в польской словесности довольно маргинален, хотя составитель большинства сборников Яцек Тшнадел разделял мое мнение. Сегодня оно уже считается общим местом – о том, что Лесьмян, возможно, величайший польский поэт XX века, с тех пор писали многие, в том числе такие авторитеты как Милош или Бараньчак. Но он по-прежнему заперт внутри польского языка, и этот замок никому не взломать. В свое время мне попался сборник его стихов, переведенных на русский язык (в СССР в начале 70-х) некоторыми из обычных подозреваемых – я лишь содрогнулся от омерзения.

Я мог бы писать о Лесьмяне очень долго, но в отсутствие реальных стихов это никуда не приведет. По крайней мере, я обозначил позицию и представил одного из самых своих любимых поэтов. Для тех, кто знает польский, но еще по какой-то курьезной причине не знаком с его творчеством, вот сайт<http://lesmian.wiersze.v24.pl/>, где довольно много его стихов, хотя с выбором я не обязательно согласен.

Тем, для кого этот путь закрыт, я могу предложить кое-что другое. В молодости, в начале прошлого века, Лесьмян пробовал себя в русской поэзии (не путать с клоунадой Рильке) и публиковал стихи в «Весах» и в «Золотом руне». Этому эпизоду сейчас никто не уделяет внимания, а между тем, хотя там витает лишь слабая тень польской гениальности, совершенно очевидно, что это был один из самых талантливых русских поэтов того времени. Впрочем, отличиться было не так трудно, поскольку период был довольно стерильным – реальный «серебряный век», на мой взгляд, начался лишь с Анненского. В следующем посте я приведу хотя бы одно из этих русских стихотворений Лесьмяна.

Comments

[patashinsky.livejournal.com]

Здравствуйте.
Пошел учить польский. Хорошо отец его знает,
можно будет спрашивать. Спасибо за подсказку.

[rudenko.livejournal.com]

Вот тот самый случай, когда написано с чувством и ораторской убедительностью, но для тех, кто польский не знает - сплошной пшик: и сам не прочтешь, да и чужие мнения - не более чем любопытны. А жаль, но это такое мнимо экзистенциональное сожаление.

[riftsh.livejournal.com]

Лесьмян умер в 1937 году (не в 1939). В остальном - многое правильно (за исключением, например, идиосинкразии к некоторым нобелевским лауреатам).

[aptsvet.livejournal.com]

Большое спасибо за поправку - стыдно за свой идиотизм, ничего не стоило проверить.

А вот насчет неправильности моей прохладной любви к лауреатам - это как сказать. Или Вы можете мне доказать, что Вислава Шимборска - хороший поэт? Лучше меня не заводить на эту тему, но попробую ответить сдержанно и недлинно.

Польша в этом отношении - пример не хуже, чем любой другой. У нее три нобеля - один за прозу, два за поэзию. За прозу в свое время дали Реймонту в очередь Жеромского, который неправильно себя вел. Результат: Жеромский - живой писатель, по крайней мере внутри самой страны, а кто помнит этого Реймонта, кто его читает?

Впрочем, проза - не самая сильная польская масть. Другое дело - поэзия. Тот факт, что имя лучшего польского поэта в Стокгольме, скорее всего, даже никогда не произносилось, с моей точки зрения является достаточным основанием, чтобы это премию закопать навсегда. Тут замешана травля со стороны антисемитов, в которую я углубляться сейчас не буду, но ведь это не оправдание, а дополнительное осуждение. И это не все: был же еще Леопольд Стафф, полный антипод Лесьмяна и совершенно мне чужой. Тем не менее, именно он долго считался ведущим поэтом страны, а многие (уж антисемиты точно) считают так до сих пор. Но и он остался ни с чем.

А кто же тогда получил? Я еще понимаю, каким образом в выборе между Милошем и Ружевичем можно было предпочесть первого, хотя вполне уверен, что шведские кретины о существовании выбора не подозревали. Но предпочесть Ружевичу Шимборску? Да, Ружевич труден и авангарден, а Шимборска пишет доходчиво и понятно для читательниц женских журналов. И это критерий?

Попробуем поставить мысленный эксперимент. Вообразим, что все нобелевские лауреаты вдруг сразу исчезли из истории литературы. Если вспомнить, что премия существует уже сто лет и призвана отмечать снежные вершины творчества, можно подумать, что нас ожидает чудовищная катастрофа.

Ан нет. Катастрофа, конечно, будет, Сол Беллоу и Уильям Фолкнер - в числе лучших прозаиков столетия. А еще? Ну, я бы добавил, стихотворений двадцать Бродского, примерно столько же Йейтса, два-три романа Найпола и, как верный кулик своего болота, с десяток рассказов Бунина. И это все. И не надо мне предлагать других кандидатов, без них я проживу, и даже лучше, чем со многими из них, но зато могу навскидку назвать два-три десятка, которых Стокгольм упустил из виду, и без которых жизнь была бы резко хуже: Толстой, Пруст, Джойс, Платонов, Рильке, Лесьмян, Оден, и т. д., и т. п.

С учетом того, что пару лет премия не присуждалась, можно прийти к округленному выводу: с 90-процентной гарантией она является удостоверением в лучшем случае второсортности, в худшем - посредственности. Я бы сказал, что это не премия, а Каинова печать.

[homyndrik.livejournal.com]

недавно у кого-то встречалось: "Пушкин - гений, Лермонтов - гений, а Бродский - лауреат Нобелевской премии." выдумали себе этикетку. теперь носятся с ней как с той торбой.

по Лесьмяну, кстати, на Веке Перевода конкурсы устраивали. довольно неплохие результаты были. да и на самом ресурсе его много лежит. о качестве судить не берусь, потому что тоже предпочитаю в оригинале.

[riftsh.livejournal.com]

Я обиделся не за Шимборску (здесь я с Вами согласен), а за "второсортного" Бродского. Но то, что НП не есть гамбургский счет - безусловно правда. Дилемма, похожая на Ружевич - Шимборска вставала перед нобелевским комитетом неоднократно. Например, абсолютно аналогичным образом премию получил популярный Башевис-Зингер, а не гораздо более значимый Хаим Граде (правда, вторая "еврейская квота" была отдана Ш.Агнону вполне заслуженно). Не пытаясь "предлагать Вам других кндидатов", рискну все же сказать, что Элиот и Неруда были хорошими поэтами, да и десяток хороших писателей-лауреатов выбрать несложно (кстати, Вы забыли Сенкевича в Вашем польском списке), т.е. общий кпд премии не так уж плох, и называть ее "Каиновой печатью" - несправедливо.

[aptsvet.livejournal.com]

По поводу Сенкевича тоже, конечно, промашка вышла, но он один из ранних, и по тем временам все понятно - не Пшибышевского же им было награждать. Да, с Альцгеймером надо будет поговорить.

Теперь по поводу "второсортного" Бродского. Вы, конечно, правильно истолковали мою паузу. У меня с Бродским очень сложные отношения, именно как с поэтом. Я бы предпочел, чтобы хоть часть той огромной энергии, которую он тратил на свои стокгольмские хлопоты, он повернул бы на стихи.

Бродский был поэтом, который очень рано отказался в поэзии от риска. Он проторил себе дорогу, совершенно свою, оригинальную, но успокоился и решил, что дальше можно целиком посвятить себя административным вопросам. На мой взгляд, он заплатил за это чудовищную цену в своих поздних стихах. Как Вы заметили, я из него сохранил примерно столько же, сколько из Йейтса - это в любом случае высокая оценка. Но он - не Мандельштам и не Лесьмян.

Есть поэты "холодные" и "горячие" - лучше всего эту дихотомию иллюстрирует упомянутая мной пара Стафф-Лесьмян. Так вот, Бродский, мне кажется, на каком-то этапе сделал бесповоротный выбор в пользу холодности.

Но это слишком большой разговор, к которому я сейчас не вполне готов. Похоже, мы остаемся при своих.

[riftsh.livejournal.com]

Ну, может когда-нибудь сговоримся где-то на пол-пути.

Интересно, что в недавнем опросе (http://www.livejournal.com/users/ukh/12355.html) один или два человека назвали с десяток польских поэтов, но Лесьмяна среди них не было.

[aptsvet.livejournal.com]

Забавный опрос. Поучительно было обнаружить себя на 161-месте с двумя голосами: отрезвляет. А польскую поэзию в России просто никто не знает. Зато в польском Интернете сегодня часто попадаются реплики: Мицкевич, дескать, пустое место по сравнению с Лесьмяном.

[komlev.livejournal.com]

Очень смешной рейтинг. Пушкин - 15-й. А за ним - Галич.
Ну хоть на первое место ОМ поставили - и на том спасибо.
А уж совсем "отрезвляться" и не надо. По-моему, лучше Вас с Гандельсманом сейчас в российской словесности и нету никого. Не сочтите за лесть, не я один так думаю.

[aptsvet.livejournal.com]

Вот Гандельсмана вообще нет. Но я для него Рембо подвину.

[riftsh.livejournal.com]

С другой стороны, на одной ступеньке с Рембо и Липкиным, и намного выше Милоша и других нобелевских лауреатов... Опрос, конечно, именно забавный, и я не стал бы преувеличивать его значения, но если бы там попросили назвать 20 или 25 поэтов, результаты были бы интереснее и статистически значимее.

[oleg-bv.livejournal.com]

нас в вузе довольно пассивно учили польскому в течении года. Добрались только до детских стишков. Буду наверстывать, спасибо

[ex-iron-m.livejournal.com]

...период был довольно стерильным – реальный «серебряный век», на мой взгляд, начался лишь с Анненского

А был ли вообще этот "реальный «серебряный век»"? Да, был Анненский, который почти логично вырастает из Полонского, Апухтина и французов. Было еще несколько имен - очень немного, если ограничивать период 1917-м или хотя бы 1925-м годом, - и из тех, у кого акмэ пришлось на этот период, лично я в состоянии с удовольствием читать еще разве что Бунина, порой Кузмина, Сологуба. А то, что называется серебряным веком в многочисленнейших антологиях и исследованиях, больше похоже на период ожесточенного взаимообмана и взаимовылизывания.

[aptsvet.livejournal.com]

Согласен, но это дичь для другой охоты - не хочу спускать с поводка слишком много псов, сам потом в медведи и попадаю. Извините, что-то я в эту метафору как в капкан. Но выдержанная, по крайней мере.

[vlasoff.livejournal.com]

Спасибо за столь интересную статью и последующие сихотворения... я раньше слышал что-то мельком, теперь - оценил...

Еще: какое имя - Болеслав.. на двух языках, видимо, толкуется по-разному...

[aptsvet.livejournal.com]

Имя польско-чешское, насколько я понимаю, не загладывая в словари, значит что-то вроде "больше славы".

[vlasoff.livejournal.com]

да-да... почему-то вспомнилось: "Слава тебе, безысходная боль... "

[(Anonymous)]

- "Поучительно было обнаружить себя на 161-месте с двумя голосами: отрезвляет".
- "В свое частичное оправдание могу сказать, что к собственному творчеству я отношусь точно так же, и большую часть написанного давно выбросил..."
Вы мне Рихтера этим напомнили. Подводя итог своему творчеству (в фильме Монсенжона), он горько сетует, что собой недоволен, а сосчитать таких музыкантов как он - хватит пальцев одной руки (как и с поэтами :)) Так что...

Великий конспиратор игры в бисер

[alya-kulya.livejournal.com]

"Хватило пальцев одной руки".
Глубоко копаем.
На один палец руки не хватило места в Ваших интересах.
Lowell, Robert
со смыслом?

Re: вдогонку...

[aptsvet.livejournal.com]

Я только что вернулся в Прагу, пока нет времени, и на Ваши переводы взглянул только мельком. Посмотрю внимательнее и что-нибудь Вам напишу. Но уже с первого взгляда есть серьезные возражения.

[cristalbrun.livejournal.com]

Его смерть (1937) стала одновременно кошмаром, эмблемой и курьезом: когда он спросил офицера, ухаживавшего за его дочерью, насколько серьезны его намерения, тот вполне наивно ответил, что, дескать, не думает ли папаша, что польский офицер может жениться на еврейке? На следующий день Лесьмян скончался от инфаркта.

На самом деле поэт умер после отказа его дочери в работе, когда прошло уже около полугода после её расставания с журналистом (не офицером) с националистическими взглядами - Лашовским (Laszowski). Пишет об этом П.Лопушанский в книге "Zofia i Bolesław Leśmianowie", стр. 208.

[aptsvet.livejournal.com]

Если так, то я неправ, но я свою версию не выдумывал - прочитал где-то, хотя уже давно.

[dennett.livejournal.com]

Совершенно согласен с вами про лесьмяна. Читал и русские переводы и английские - меня он пронял в английских - действие его таково, что проникает даже через перевод. Вот если бы _вы_ его перевели...

[dennett.livejournal.com]

Недосказал - гигантский поэт, огромный - такие же как у вас ассоциации - затмевает очень многих сейчас признанных - странно, что неизвестен - поляки-то конечно правильные его знают...

[aptsvet.livejournal.com]

Его чудовищно трудно переводить. Я попробую переводить именно силлабикой, хотя предвижу упреки. У него есть масса выдуманных "псевдофольклорных" слов и персонажей, целый мир. То есть, это пожалуй даже потруднее, чем Шекспир.

[aptsvet.livejournal.com]

Может быть дерзну.

[aptsvet.livejournal.com]

Вот что поразительно, только сейчас вспомнил: я ведь сам именно сегодня подумал, не взяться ли за Лесьмяна. Меня опыт с Шекспиром обнадежил. И тут - Вы с этой идеей.

[dennett.livejournal.com]

Да, интересно, Л и Ш похожи по крайней мере в плотности и глубине, в физической интенсивности потока - а у вас это тоже есть, изобилие форм.

Кстати про Шекспира - я думаю, в целях чисто технических имело бы смысл печатать перевод и оригинал тут в жж side by side.

[aptsvet.livejournal.com]

Сложно. Когда я заканчиваю вечером, я настолько измотан, что ни на какой HTML сил не хватает. А с утра уже другие хлопоты.