И еще о M&M

[aptsvet]

Вчерашний пост о "Мастере и Маргарите" вызвал на удивление много откликов (не все, правда, были по существу). Сегодня я, с учетом обсужденного, а также путем сократического диалога со студентами, пришел вот к каким выводам.
M&M - роман с двойным дном или роман в романе. Прием этот старый, употребляется в наше время не так часто (хотя вот "Вор" у Леонова), но у Булгакова вышло очень оригинально. Обе части постепенно срастаются в одно, и конец у обеих общий.
Части сопоставлены по сходству и контрасту. При этом совершенно очевидно, что автор, вопреки интуиции, сделал Москву фантастической, а Иерусалим - "реалистическим", лишенным чудес. Это довольно изощренная мысль, случайной она оказаться не может, прием проведен очень последовательно. Именно поэтому любые намеки на чудеса в иерусалимском отсеке должны быть отметены, и автор делает это последовательно. Если он убрал воскресение и пустую могилу, то с какой стати ему вкладывать Пилату в уста арамейский, а Иешуа - латынь, которые никакой смысловой нагрузки не несут? Булгаков слишком профессионален для таких глупостей. Следовательно, промахи и накладки, отмеченные в иерусалимской части, именно таковыми и являются - это "баги", а не "фичи".
С другой стороны, много анахронизмов в московской части, на некоторые указал vlad_ab. Вот они мне кажутся вполне сознательными — Булгаков в московской жизни разбирался прекрасно, и все накладки тут намеренные, с целью меннипеи, если угодно. Массолит — явная проекция сталинского союза писателей в недавнее прошлое, и не так уж важно, существовал ли еще в эти времена Торгсин. Тут у автора есть лицензия практически на все.
Иными словами, задавший правила игры должен им следовать сам, чтобы читатель не чувствовал себя просто жертвой глупого трюка. Анна Каренина не может воспарить из-под паровоза, а какой-нибудь Фродо — поступить завучем в школу.
Структура романа на самом деле еще изощреннее, и я к этому сейчас вернусь. А вот если судить о всей книге в целом, то отнести ее к разряду великих трудно. В ней нет живых героев, они все вырезаны из картона.
Героев — две симметричных тройки, Пилат-Иешуа-Левий и Иван-Мастер-Маргарита. Команду Воланда я пока оставлю в стороне, она играет роль провокатора. Только один из каждой развивается как образ, но психологически совершенно неубедительно. Пилат переживает духовное перерождение в результате встречи с Иешуа, но каким образом жестокий римский функционер (в книге сделан особый упор на слове «жестокий») становится кротким и покаянным созерцателем лунного света, психологически понять невозможно. Да и изобразить бы не взялся даже Толстой, а у Булгакова психологизм вообще не сильная масть, ему очень трудно показать, что делается в голове героя. Он просто говорит нам, что оно делается.
А в конце, уже якобы в свете, Пилат утешается самообманом. И так, видимо, до скончания вечности. Интересное вышло прощение.
Иван — параллель Пилату, и его духовный перелом происходит при встрече с Мастером, но он еще менее убедителен, чем Пилат. Просто во всем раскаялся — и точка. Реальной эволюции никакой, он из агрессивного идиота, каким представлен в начале, в конце превращается в кроткого идиота. Стоило так сильно мучиться.
Мастер, Маргарита и, несколько по-иному, Иешуа, вообще не попытка изобразить живых людей, а ходячие символы. Все их «движения души» чисто внешние. Мастер олицетворяет творчество и полное разочарование, опять же мало чем оправданное. Маргарита — любовь и преданность, каких в жизни не бывает. И больше у них ни о чем мыслей нет — только злобные, отомстить обидчикам. Побочные ходы: Маргарита проявляет самоотверженный альтруизм в отношении Фриды — но с какой стати? Мастер перевоспитывает Ивана в ученики — и что толку? Архитектурные излишества.
Иешуа вообще не мог получиться никем, по той вечной причине, по какой всегда проваливаются «христоподобные» персонажи, тот же Мышкин. У него внутри не только нет конфликта, но ему его и не вставить.
Единственный персонаж, которому присуща объемность — это, конечно, Воланд. Автор не дает нам возможности побывать в его голове, но это единственная голова в романе, которая читателя интригует. Именно в силу его непроницаемости и из-за уникальной нравственной позиции, на перекрестке добра и зла, нам и интересно, что там внутри. Тоже ведь исторически обкатанная модель, но эта видимость глубины смоделирована Булгаковым довольно искусно — без психологизма, который к Воланду просто неприменим.
Тут поневоле начинаешь сочувствовать постановщику злосчастного сериала — у этих героев нет мяса на костях. Хоть Аль Пачино сыграй нам Мастера — ничего кроме мировой скорби на лице не изобразишь, потому что никак не понять, что внутри, никакого «внутри» там нет. И вполне понятно, почему Воланд вышел намного симпатичнее всех остальных.
Теперь еще два слова об архитектуре. Все перечисленные — люди, включая Иешуа. Последний, правда, имеет какой-то чин наверху — он передает Воланду просьбы, но не приказы, а в свободное время гуляет с Пилатом по лунному лучу. Кого не видно днем с огнем, так это бога — кто всем этим сплетением миров управляет.
Но бог, конечно, есть, он очевиден, на эту должность есть только один кандидат. Это ведь он сочинил «все как было» - как сочинил, так и стало. Воланду приходится убеждать его в собственном всесилии: это ведь Мастер, а не Пилат или Иешуа, провозглашает свободу Пилата. Мир, который окружает Мастера, сотворен им самим, другого нет, и мир Иерусалима и Москвы в конечном счете един, когда Мастер сходится со своим персонажем и творением. Если что-то и оправдывает сверхъестественную любовь Маргариты, это интуитивное осознание того, что она находится у истока бытия. И мир для всех героев завершается на той же фразе, что и роман.
Еще одна деталь. Мастеру якобы отказано в свете, которого удостоен Пилат — это за какие грехи? И не в ад он идет, куда, надо полагать, проваливается Воланд со свитой, намекнувший перед этим на некоторое завершение времен. Мастеру уготован покой. Что это за место, о котором никто раньше не слыхал?
Ан нет, слыхали. Это суббота. «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал».
Это, конечно, всего лишь импровизация с моей стороны, но я почти уверен, что мысль посещала и Булгакова.
Есть, конечно, эпилог, который плохо со всем стыкуется, да и вообще повторяет последнюю фразу романа без надобности. Судя по всему, книга не дописана в гораздо большей степени, чем мы привыкли думать. Эпилог надо либо выбросить вообще, либо встроить в ткань романа — не сомневаюсь, что автор так и поступил бы, будь у него немного лишнего времени.
Великая книга? Нет, никак. Но замечательнее многих других. Жаль, что у Булгакова не было соавтора, который мог бы прикрыть его в слабых местах. Хотя бы того же Леонова.

Comments

[aptsvet.livejournal.com]

В какой-то степени это уже так. Но дети наверняка упустят там многие важные вещи - примерно как мои студенты, по крайней мере большинство из них, если бы я им не показывал пальцем.