![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
aptsvetНа днях в трансокеанском чате с приятелем взаимно сетовали, что у атеистов нет богословия - жаль оставлять такую интересную штуку на откуп белоглазым аятоллам. И что-то у меня в башке вертелось, а сегодня, похоже, было откровение. Во всяком случае, я ехал в трамвае, размышляя, как обычно, о звездном небе над нами и нравственном законе внутри нас, и так меня проняло, что пропустил свою остановку - с Павлом была похожая история по дороге в Дамаск. Продукт конспективно изложен под катом, но поскольку тема тяжеловесная, вышло все-таки достаточно длинно. Считайте, что вы предупреждены.
Бога нет, несмотря на то, что его постоянно придумывают. Его нет просто потому, что понятие Бога – одно из самых противоречивых и нелепых из всех придуманных человеком. Это, надо сказать, хорошо понимали и многие приверженцы религий из тех, кто поумнее. Тертуллиан заявил, что верит потому, что абсурдно (credo quia absurdum est), – а религию абсурднее христианства найти действительно трудно, о чем чуть ниже.
Тертуллиан, однако, впал таким образом в абсурд еще почище исходного: зачем тогда Бог дал ему голову? Чтобы он ею ел? Представьте себе, что вам провели электричество с жестким условием: никогда не включать свет.
Бога нет в двух смыслах: а) как нравственного агента и б) как космотворческого агента.
а) Бога нет как вселюбящего и всеблагого существа, потому что мир полон страдания. И тут ближе к истине не Иван Карамазов с его «слезинкой ребенка», а циник Вольтер, возмутившийся лиссабонским землетрясением. Ребенка все-таки затравил помещик с его свободной волей и куцей совестью, а землетрясение – прямой act of God, как именуется по-английски то, что по-русски называют «форс-мажором». Бог, устроивший азиатское цунами, дальше от универсальной благости и любви, чем Гитлер. И пусть мне не тычут в нос «неисповедимость путей» - я просто отвечу, что пути Гитлера тоже неисповедимы. Помещик, уверяют нас, получит свое наказание в положенном месте – но кто по заслугам накажет Бога?
Чтобы понять весь идиотизм нравственной структуры христианства, мне достаточно проанализировать свои отношения с собственной кошкой, которую я люблю не всеиспепеляющей божественной любовью, а той, какая реально возможна между человеком и кошкой. Кошка, насколько ее мысли переводимы в человеческие, считает меня Богом, поскольку я – податель всех ее благ. Но если она прольет молоко, разобьет чашку или еще как-то согрешит, я приберу и все ей прощу. Почему же это Чучело не умеет нас просто прощать, а устроило кровавый фарс с незаконным сыном, о котором, к тому же, никто до этого не слышал? А ведь я, между прочим, кошку не сотворил, и никакой изначальной ответственности за ее глупости не несу. Выходит, я запросто добрее Бога.
б) Бога нет как творца вселенной, потому что на это любой нормальный ребенок задаст вопрос: а кто сотворил Бога? Глупый папаша ответит, что Бог был всегда, но никакого «всегда» ни ребенок, ни папаша в жизни не видели – это пустой термин.
Но если Бога нет – надо ли его придумывать? Ответ очевиден – да, надо, потому что иначе мы остаемся одни в абсурдном мире, в позиции непреодолимого отчаяния. Тому, кто этого не понимает, мои дальнейшие соображения не адресованы – можно возвращаться к телевизору или порносайтам.
Но как же придумать такого Бога, которого не взорвали бы изнутри антиномии и который не превратился бы в дурную бесконечность, как это произошло со всеми предыдущими? И притом такого, в которого можно было бы верить, не низводя голову до роли простого постамента для кепки. Можно лишить его трансцендентности и внеположенности миру, но это путь пантеизма и тоже уловка, после слияния Бога с природой остается одна природа, и Бог Спинозы – такое же пустое слово, как и упомянутое «всегда». Спиноза был атеистом, потому что атеизм – конечная остановка пантеиста.
Но есть другой способ. Можно предположить, что Бог – это мы.
В каком смысле «мы»? Я имею здесь в виду вовсе не людей, то есть не только людей, а всю совокупность жизни, включая животных, растения, бактерии и т. д. Более того, человек во всей этой совокупности – вовсе не какая-то высшая раса, «божье подобие». Он представляет собой одну из фаз эволюции, за которой, скорее всего, последуют другие, комплексные органически-технологические и вообще неорганические. У Бога, о котором я веду речь, нет «избранного народа». Если угодно, Бог – это эволюция во всей ее совокупности. Бог – это все живое, когда-либо бывшее, существующее и будущее. Он всемогущ, нравственно совершенен и творец вселенной.
Если исключить пункт о сотворении вселенной, можно подумать, что я тут впадаю в «тейярдизм» - французский иезуит Тейяр-де-Шарден полагал, что явление божества будет конечным этапом и целью эволюции, в так называемой «точке Омега», и породил отрасль современного богословия, дискутирующего об этой точке. Это богословие ничем не умнее любого остального, но чтобы понять разницу между ним и тем, что предлагаю я, надо потерпеть несколько абзацев. А пока будет довольно похоже.
Предположим, что существует, будь то во времени или пространстве (на самом деле неважно где), такая точка, где эволюция достигает своего асимптотического апогея и ее атрибуты становятся бесконечными. Будем считать, что Бог и есть эта точка. Из нее видно, что нет ни духа, ни материи, ни живого, ни мертвого, ни субъекта и ни объекта – есть только Одно. Вокруг этой точки – нечто вроде ауры, которая и есть эволюция, и чем дальше от центра, тем сильнее иллюзия антиномий, то есть того же субъекта и объекта, жизни и смерти, добра и зла, иллюзия множественности. Где-то на окраине этой ауры расположены и мы – я, вы, моя кошка.
Такой Бог, конечно же, будет вселюбящим и всеблагим, и в то же время достойным любви, потому что он является пределом наших идеалов, а идеалы, по крайней мере у тех, кто на них способен, именно таковы. Но он не представляет собой при этом трансцендентное чучело, которому надо поклоняться, перед которым надо пресмыкаться и нести хуйню на тарабарском языке. И с него можно спрашивать за все. Он – не третье лицо, он – это мы.
Я понимаю, что пока еще далеко не все ясно, а сейчас на минуту станет еще темнее. В каком смысле этот Бог, расположенный вроде бы где-то в конце всего сущего, может быть творцом вселенной? В самом буквальном: он всемогущ, и никто кроме него, и именно он творит ее в начальной точке. Мы из потока времени видим это как парадокс: змею, кусающую себя за хвост, время в виде бесконечной петли.
Но тут пора поговорить и о времени. Это тоже достаточно нелепая категория. Согласно теории относительности, время – одно из четырех измерений мира, идентичное трем пространственным. В соответствии с этой теорией, равно как и с классической механикой Ньютона, оно должно быть двунаправленным, как и пространственные оси, то есть тело, проделавшее путь из точки А в точку В, может проделать и обратный, из В в А. Между тем, как нам всем известно, время течет только в одну сторону, назад в нем не вернуться, и мы, как правило, боимся того, что будет (вернее не будет) после нашей смерти, чем того, что было (вернее не было) до нашего рождения.
Эйнштейн для себя решил этот вопрос радикально – он считал, что времени вообще не должно существовать. В конце жизни он водил дружбу с выдающимся логиком и математиком Куртом Гёделем, тоже принстонским профессором, который придерживался аналогичного мнения.
Но если для Эйнштейна и Гёделя это были еще просто частные воззрения, то сегодня многие весьма известные физики вполне серьезно пишут об этом, то есть об иллюзорности времени, научные работы – перечислять нет времени (sic!), в частности, Карло Ровелли, итальянский физик-теоретик, работающий во Франции. Есть и порадикальнее – такие, которые считают, что и время, и пространство, суть лишь способы человеческого восприятия, атрибуты «интерфейса», а не реального мира. Напомню, что так в свое время считал Иммануил Кант.
Предположим, что время – действительно условность нашего восприятия. В таком случае противоречия, которыми с виду страдает моя теодицея, исчезают. Нет порочного круга между сотворившим и сотворенным. Нет тейяровского «пути» эволюции с его встроенной телеологией. Эволюция – это уже не процесс, поскольку процессов за пределами времени не бывает, а состояние воображаемого пункта внутри Бога, то есть функция его «удаленности» от средоточия предельных атрибутов. В каждом таком месте виртуальная «монада» божества может казаться или сознавать себя пространственно-временным отдельным и ограниченным предметом. Если она достаточно «развита», она может также впадать в иллюзию дихотомии субъекта и объекта и ощущать страдание. Но это страдание, вопреки опасениям Ивана Карамазова, снимается не прощением или вечным блаженством, а освобождением от иллюзии за пределами времени. В этой вселенной нет вечности – она ей не нужна.
Лучше я здесь подобью итоги, потому что вырастает в книгу, а книг уже без меня понаписали.
Чем эта «религия» отличается от других – в лучшую, как мне кажется, сторону? В ней нет «второго лица», которому надо адресовать молитвы и бить поклоны. Она не выносит «воздаяние» в будущее – потому что будущего нет и не нужно. Она не нуждается в вечности, которой никто никогда не видел. Она решает проблему страдания без казуистики о «неисповедимости» - эта проблема нуждается в особом анализе, которым я не хочу никого обременять, но думаю, что для многих очевидно. И она дает гарантии, потому что гарантом в этом случае выступаем мы сами – каждый перед собой.
И, что тоже очень важно, в этой вселенной спасены не только люди (все люди – в «царстве божием» нет ни Гитлера, ни святого Франциска), но все и вся, в том числе собаки, о которых в гребаной библии нет ни одного доброго слова, и даже, как мне кажется, камни и межзвездные туманности.
Люди поначитаннее увидят, может быть, моменты сходства с лурианской каббалой, что мне совершенно не мешает, если только выгнать взашей трансцендентного еврейского бога.
Религия ли это? Не в традиционном смысле, потому что не требует никого обращать в веру или убивать неверных, а также колотить лбом об пол и воздерживаться от водки и баб/мужиков. Но она требует веры (хотя и не обязывает к ней), и мне кажется, что за то время, что я писал эту притчу, эта вера у меня затеплилась.
Бога нет, несмотря на то, что его постоянно придумывают. Его нет просто потому, что понятие Бога – одно из самых противоречивых и нелепых из всех придуманных человеком. Это, надо сказать, хорошо понимали и многие приверженцы религий из тех, кто поумнее. Тертуллиан заявил, что верит потому, что абсурдно (credo quia absurdum est), – а религию абсурднее христианства найти действительно трудно, о чем чуть ниже.
Тертуллиан, однако, впал таким образом в абсурд еще почище исходного: зачем тогда Бог дал ему голову? Чтобы он ею ел? Представьте себе, что вам провели электричество с жестким условием: никогда не включать свет.
Бога нет в двух смыслах: а) как нравственного агента и б) как космотворческого агента.
а) Бога нет как вселюбящего и всеблагого существа, потому что мир полон страдания. И тут ближе к истине не Иван Карамазов с его «слезинкой ребенка», а циник Вольтер, возмутившийся лиссабонским землетрясением. Ребенка все-таки затравил помещик с его свободной волей и куцей совестью, а землетрясение – прямой act of God, как именуется по-английски то, что по-русски называют «форс-мажором». Бог, устроивший азиатское цунами, дальше от универсальной благости и любви, чем Гитлер. И пусть мне не тычут в нос «неисповедимость путей» - я просто отвечу, что пути Гитлера тоже неисповедимы. Помещик, уверяют нас, получит свое наказание в положенном месте – но кто по заслугам накажет Бога?
Чтобы понять весь идиотизм нравственной структуры христианства, мне достаточно проанализировать свои отношения с собственной кошкой, которую я люблю не всеиспепеляющей божественной любовью, а той, какая реально возможна между человеком и кошкой. Кошка, насколько ее мысли переводимы в человеческие, считает меня Богом, поскольку я – податель всех ее благ. Но если она прольет молоко, разобьет чашку или еще как-то согрешит, я приберу и все ей прощу. Почему же это Чучело не умеет нас просто прощать, а устроило кровавый фарс с незаконным сыном, о котором, к тому же, никто до этого не слышал? А ведь я, между прочим, кошку не сотворил, и никакой изначальной ответственности за ее глупости не несу. Выходит, я запросто добрее Бога.
б) Бога нет как творца вселенной, потому что на это любой нормальный ребенок задаст вопрос: а кто сотворил Бога? Глупый папаша ответит, что Бог был всегда, но никакого «всегда» ни ребенок, ни папаша в жизни не видели – это пустой термин.
Но если Бога нет – надо ли его придумывать? Ответ очевиден – да, надо, потому что иначе мы остаемся одни в абсурдном мире, в позиции непреодолимого отчаяния. Тому, кто этого не понимает, мои дальнейшие соображения не адресованы – можно возвращаться к телевизору или порносайтам.
Но как же придумать такого Бога, которого не взорвали бы изнутри антиномии и который не превратился бы в дурную бесконечность, как это произошло со всеми предыдущими? И притом такого, в которого можно было бы верить, не низводя голову до роли простого постамента для кепки. Можно лишить его трансцендентности и внеположенности миру, но это путь пантеизма и тоже уловка, после слияния Бога с природой остается одна природа, и Бог Спинозы – такое же пустое слово, как и упомянутое «всегда». Спиноза был атеистом, потому что атеизм – конечная остановка пантеиста.
Но есть другой способ. Можно предположить, что Бог – это мы.
В каком смысле «мы»? Я имею здесь в виду вовсе не людей, то есть не только людей, а всю совокупность жизни, включая животных, растения, бактерии и т. д. Более того, человек во всей этой совокупности – вовсе не какая-то высшая раса, «божье подобие». Он представляет собой одну из фаз эволюции, за которой, скорее всего, последуют другие, комплексные органически-технологические и вообще неорганические. У Бога, о котором я веду речь, нет «избранного народа». Если угодно, Бог – это эволюция во всей ее совокупности. Бог – это все живое, когда-либо бывшее, существующее и будущее. Он всемогущ, нравственно совершенен и творец вселенной.
Если исключить пункт о сотворении вселенной, можно подумать, что я тут впадаю в «тейярдизм» - французский иезуит Тейяр-де-Шарден полагал, что явление божества будет конечным этапом и целью эволюции, в так называемой «точке Омега», и породил отрасль современного богословия, дискутирующего об этой точке. Это богословие ничем не умнее любого остального, но чтобы понять разницу между ним и тем, что предлагаю я, надо потерпеть несколько абзацев. А пока будет довольно похоже.
Предположим, что существует, будь то во времени или пространстве (на самом деле неважно где), такая точка, где эволюция достигает своего асимптотического апогея и ее атрибуты становятся бесконечными. Будем считать, что Бог и есть эта точка. Из нее видно, что нет ни духа, ни материи, ни живого, ни мертвого, ни субъекта и ни объекта – есть только Одно. Вокруг этой точки – нечто вроде ауры, которая и есть эволюция, и чем дальше от центра, тем сильнее иллюзия антиномий, то есть того же субъекта и объекта, жизни и смерти, добра и зла, иллюзия множественности. Где-то на окраине этой ауры расположены и мы – я, вы, моя кошка.
Такой Бог, конечно же, будет вселюбящим и всеблагим, и в то же время достойным любви, потому что он является пределом наших идеалов, а идеалы, по крайней мере у тех, кто на них способен, именно таковы. Но он не представляет собой при этом трансцендентное чучело, которому надо поклоняться, перед которым надо пресмыкаться и нести хуйню на тарабарском языке. И с него можно спрашивать за все. Он – не третье лицо, он – это мы.
Я понимаю, что пока еще далеко не все ясно, а сейчас на минуту станет еще темнее. В каком смысле этот Бог, расположенный вроде бы где-то в конце всего сущего, может быть творцом вселенной? В самом буквальном: он всемогущ, и никто кроме него, и именно он творит ее в начальной точке. Мы из потока времени видим это как парадокс: змею, кусающую себя за хвост, время в виде бесконечной петли.
Но тут пора поговорить и о времени. Это тоже достаточно нелепая категория. Согласно теории относительности, время – одно из четырех измерений мира, идентичное трем пространственным. В соответствии с этой теорией, равно как и с классической механикой Ньютона, оно должно быть двунаправленным, как и пространственные оси, то есть тело, проделавшее путь из точки А в точку В, может проделать и обратный, из В в А. Между тем, как нам всем известно, время течет только в одну сторону, назад в нем не вернуться, и мы, как правило, боимся того, что будет (вернее не будет) после нашей смерти, чем того, что было (вернее не было) до нашего рождения.
Эйнштейн для себя решил этот вопрос радикально – он считал, что времени вообще не должно существовать. В конце жизни он водил дружбу с выдающимся логиком и математиком Куртом Гёделем, тоже принстонским профессором, который придерживался аналогичного мнения.
Но если для Эйнштейна и Гёделя это были еще просто частные воззрения, то сегодня многие весьма известные физики вполне серьезно пишут об этом, то есть об иллюзорности времени, научные работы – перечислять нет времени (sic!), в частности, Карло Ровелли, итальянский физик-теоретик, работающий во Франции. Есть и порадикальнее – такие, которые считают, что и время, и пространство, суть лишь способы человеческого восприятия, атрибуты «интерфейса», а не реального мира. Напомню, что так в свое время считал Иммануил Кант.
Предположим, что время – действительно условность нашего восприятия. В таком случае противоречия, которыми с виду страдает моя теодицея, исчезают. Нет порочного круга между сотворившим и сотворенным. Нет тейяровского «пути» эволюции с его встроенной телеологией. Эволюция – это уже не процесс, поскольку процессов за пределами времени не бывает, а состояние воображаемого пункта внутри Бога, то есть функция его «удаленности» от средоточия предельных атрибутов. В каждом таком месте виртуальная «монада» божества может казаться или сознавать себя пространственно-временным отдельным и ограниченным предметом. Если она достаточно «развита», она может также впадать в иллюзию дихотомии субъекта и объекта и ощущать страдание. Но это страдание, вопреки опасениям Ивана Карамазова, снимается не прощением или вечным блаженством, а освобождением от иллюзии за пределами времени. В этой вселенной нет вечности – она ей не нужна.
Лучше я здесь подобью итоги, потому что вырастает в книгу, а книг уже без меня понаписали.
Чем эта «религия» отличается от других – в лучшую, как мне кажется, сторону? В ней нет «второго лица», которому надо адресовать молитвы и бить поклоны. Она не выносит «воздаяние» в будущее – потому что будущего нет и не нужно. Она не нуждается в вечности, которой никто никогда не видел. Она решает проблему страдания без казуистики о «неисповедимости» - эта проблема нуждается в особом анализе, которым я не хочу никого обременять, но думаю, что для многих очевидно. И она дает гарантии, потому что гарантом в этом случае выступаем мы сами – каждый перед собой.
И, что тоже очень важно, в этой вселенной спасены не только люди (все люди – в «царстве божием» нет ни Гитлера, ни святого Франциска), но все и вся, в том числе собаки, о которых в гребаной библии нет ни одного доброго слова, и даже, как мне кажется, камни и межзвездные туманности.
Люди поначитаннее увидят, может быть, моменты сходства с лурианской каббалой, что мне совершенно не мешает, если только выгнать взашей трансцендентного еврейского бога.
Религия ли это? Не в традиционном смысле, потому что не требует никого обращать в веру или убивать неверных, а также колотить лбом об пол и воздерживаться от водки и баб/мужиков. Но она требует веры (хотя и не обязывает к ней), и мне кажется, что за то время, что я писал эту притчу, эта вера у меня затеплилась.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2005-04-15 09:26 am (UTC)От себя добавлю еще один эпизод, связанный с Владимиром Соловьевым. Однажды, он, использую логические построения, с легкостью убедил аудиторию философов - апонентов в том, что бог есть. И тут же на глазах изумленной публики, с такой же легкостью доказал всем, что существование бога невозможно.
Ваши (А.П.Ц.) рассуждения несомненно представляют собой речь в богословском споре. Однако в таких спорах не может победить тот, кто более начитан, более грамотен и просто говоря умен. Языком рассуждений, допущений и логики можно доказать все что угодно.
Другое дело, что несомненно найдется не один человек, для которого мир и его законы проще представлять в Вашей схеме (если позволите так выразиться) и которому будет удобней жить в таком мире. На это есть доброе воля и свобода. Пожалуйста.
no subject
Date: 2005-04-15 12:26 pm (UTC)Анекдот насчет рыбки Вы, по-моему, толкуете неверно, отдавая мне ее роль – анекдот атеистический, и рыбка выступает здесь дурочкой, потому что воду в аквариуме меняет человек. Могу добавить изречение Вуди Аллена: «Не только Бога нет, но попробуйте вызвать сантехника в воскресенье».
Вы считаете мою точку зрения зыбкой. Я с Вами совершенно согласен. Это же богословский аргумент, попытка сварить суп из топора, построить теорию без единого факта, и в этом он не отличается ни от христианской доктрины, ни от иудейской, ни от мусульманской. Выгоды моей «религии» я вижу в том, что она, по крайней мере на первый взгляд, свободна от унизительных для мыслящего человека глупостей и от оплеух его нравственности, от антиномий и дурной бесконечности, от эксклюзивности и «единственноверности» - что самое главное, от морали раба и господина. У рабов уже есть достаточно религий – почему бы свободным не завести свою?
Моя цель заключалась в том, чтобы, с одной стороны, избавиться от трансцендентного фюрера, источника всех глупостей и низостей, а с другой не скатиться в пантеизм, который возвращает в исходный пункт атеизма. Сегодня, правда, популярно еще богословие «слабого бога», но из него уж точно религии не построишь. Вполне возможно, что моя теория не так уж стройна, как мне кажется, но тогда лучше указать на конкретные ошибки, а не на зыбкость.
Теперь два слова о Соловьеве. Я не слыхал об эпизоде, который вы приводите, и поэтому могу судить только абстрактно, но в состоянии предположить лишь два варианта, оба для него нелестные: либо он плохо понимал, о чем говорил, либо занимался демагогией – скорее всего, увы, второе. Иммануил Кант за сто лет до этого опроверг все доказательства существования Бога, затем Бертран Рассел показал, что онтологическое в любом случае содержит логико-синтаксическую ошибку, а Виттгенштейн отметил, что фразы со словом «Бог» вообще лишены предметного содержания и не могут быть субъектом логического дискурса. Соловьев до Виттгенштейна не дожил, о Расселе, скорее всего, не слыхал, но уж Канта точно должен был читать. Существование Бога нельзя ни доказать, ни опровергнуть. И никакая грамотность или начитанность не помогут в споре, где нет конкретных и точных аргументов. Это для верующих авторитет может служить доказательством, а для нас нехристей – нет. Аргументы Канта, Рассела и Виттгенштейна верны не потому, что за ними стоят громкие имена, а потому, что не содержат логических ошибок.
И еще пару слов адресую предыдущему оппоненту. Я-то как раз придерживаюсь мнения, совершенно противоположного Вашему. Все первобытные общества воспринимали мир через призму абсолютной сакральности, везде сплошной тотем и табу. И никаких сильных личностей в ту эпоху не было, все подчинено роду. Это уже в эпоху индивидуализации стали восставать против сакрального, и как раз сильные личности: Еврипид там какой-нибудь, а в наше время Ницше или Камю – и их почти единомышленниками, но еще по ту сторону забора, Киркегором и Достоевским.
В любом случае, потребность в сакральном, видимо, заложена в самой природе любого человека, видимо эволюционно. И я совсем не против, если какие-нибудь люди обожествляют, скажем, кофеварку и бьют ей поклоны. Беда в том, что они немедленно принимаются истреблять поклонников чайника.