![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
aptsvetНа днях в трансокеанском чате с приятелем взаимно сетовали, что у атеистов нет богословия - жаль оставлять такую интересную штуку на откуп белоглазым аятоллам. И что-то у меня в башке вертелось, а сегодня, похоже, было откровение. Во всяком случае, я ехал в трамвае, размышляя, как обычно, о звездном небе над нами и нравственном законе внутри нас, и так меня проняло, что пропустил свою остановку - с Павлом была похожая история по дороге в Дамаск. Продукт конспективно изложен под катом, но поскольку тема тяжеловесная, вышло все-таки достаточно длинно. Считайте, что вы предупреждены.
Бога нет, несмотря на то, что его постоянно придумывают. Его нет просто потому, что понятие Бога – одно из самых противоречивых и нелепых из всех придуманных человеком. Это, надо сказать, хорошо понимали и многие приверженцы религий из тех, кто поумнее. Тертуллиан заявил, что верит потому, что абсурдно (credo quia absurdum est), – а религию абсурднее христианства найти действительно трудно, о чем чуть ниже.
Тертуллиан, однако, впал таким образом в абсурд еще почище исходного: зачем тогда Бог дал ему голову? Чтобы он ею ел? Представьте себе, что вам провели электричество с жестким условием: никогда не включать свет.
Бога нет в двух смыслах: а) как нравственного агента и б) как космотворческого агента.
а) Бога нет как вселюбящего и всеблагого существа, потому что мир полон страдания. И тут ближе к истине не Иван Карамазов с его «слезинкой ребенка», а циник Вольтер, возмутившийся лиссабонским землетрясением. Ребенка все-таки затравил помещик с его свободной волей и куцей совестью, а землетрясение – прямой act of God, как именуется по-английски то, что по-русски называют «форс-мажором». Бог, устроивший азиатское цунами, дальше от универсальной благости и любви, чем Гитлер. И пусть мне не тычут в нос «неисповедимость путей» - я просто отвечу, что пути Гитлера тоже неисповедимы. Помещик, уверяют нас, получит свое наказание в положенном месте – но кто по заслугам накажет Бога?
Чтобы понять весь идиотизм нравственной структуры христианства, мне достаточно проанализировать свои отношения с собственной кошкой, которую я люблю не всеиспепеляющей божественной любовью, а той, какая реально возможна между человеком и кошкой. Кошка, насколько ее мысли переводимы в человеческие, считает меня Богом, поскольку я – податель всех ее благ. Но если она прольет молоко, разобьет чашку или еще как-то согрешит, я приберу и все ей прощу. Почему же это Чучело не умеет нас просто прощать, а устроило кровавый фарс с незаконным сыном, о котором, к тому же, никто до этого не слышал? А ведь я, между прочим, кошку не сотворил, и никакой изначальной ответственности за ее глупости не несу. Выходит, я запросто добрее Бога.
б) Бога нет как творца вселенной, потому что на это любой нормальный ребенок задаст вопрос: а кто сотворил Бога? Глупый папаша ответит, что Бог был всегда, но никакого «всегда» ни ребенок, ни папаша в жизни не видели – это пустой термин.
Но если Бога нет – надо ли его придумывать? Ответ очевиден – да, надо, потому что иначе мы остаемся одни в абсурдном мире, в позиции непреодолимого отчаяния. Тому, кто этого не понимает, мои дальнейшие соображения не адресованы – можно возвращаться к телевизору или порносайтам.
Но как же придумать такого Бога, которого не взорвали бы изнутри антиномии и который не превратился бы в дурную бесконечность, как это произошло со всеми предыдущими? И притом такого, в которого можно было бы верить, не низводя голову до роли простого постамента для кепки. Можно лишить его трансцендентности и внеположенности миру, но это путь пантеизма и тоже уловка, после слияния Бога с природой остается одна природа, и Бог Спинозы – такое же пустое слово, как и упомянутое «всегда». Спиноза был атеистом, потому что атеизм – конечная остановка пантеиста.
Но есть другой способ. Можно предположить, что Бог – это мы.
В каком смысле «мы»? Я имею здесь в виду вовсе не людей, то есть не только людей, а всю совокупность жизни, включая животных, растения, бактерии и т. д. Более того, человек во всей этой совокупности – вовсе не какая-то высшая раса, «божье подобие». Он представляет собой одну из фаз эволюции, за которой, скорее всего, последуют другие, комплексные органически-технологические и вообще неорганические. У Бога, о котором я веду речь, нет «избранного народа». Если угодно, Бог – это эволюция во всей ее совокупности. Бог – это все живое, когда-либо бывшее, существующее и будущее. Он всемогущ, нравственно совершенен и творец вселенной.
Если исключить пункт о сотворении вселенной, можно подумать, что я тут впадаю в «тейярдизм» - французский иезуит Тейяр-де-Шарден полагал, что явление божества будет конечным этапом и целью эволюции, в так называемой «точке Омега», и породил отрасль современного богословия, дискутирующего об этой точке. Это богословие ничем не умнее любого остального, но чтобы понять разницу между ним и тем, что предлагаю я, надо потерпеть несколько абзацев. А пока будет довольно похоже.
Предположим, что существует, будь то во времени или пространстве (на самом деле неважно где), такая точка, где эволюция достигает своего асимптотического апогея и ее атрибуты становятся бесконечными. Будем считать, что Бог и есть эта точка. Из нее видно, что нет ни духа, ни материи, ни живого, ни мертвого, ни субъекта и ни объекта – есть только Одно. Вокруг этой точки – нечто вроде ауры, которая и есть эволюция, и чем дальше от центра, тем сильнее иллюзия антиномий, то есть того же субъекта и объекта, жизни и смерти, добра и зла, иллюзия множественности. Где-то на окраине этой ауры расположены и мы – я, вы, моя кошка.
Такой Бог, конечно же, будет вселюбящим и всеблагим, и в то же время достойным любви, потому что он является пределом наших идеалов, а идеалы, по крайней мере у тех, кто на них способен, именно таковы. Но он не представляет собой при этом трансцендентное чучело, которому надо поклоняться, перед которым надо пресмыкаться и нести хуйню на тарабарском языке. И с него можно спрашивать за все. Он – не третье лицо, он – это мы.
Я понимаю, что пока еще далеко не все ясно, а сейчас на минуту станет еще темнее. В каком смысле этот Бог, расположенный вроде бы где-то в конце всего сущего, может быть творцом вселенной? В самом буквальном: он всемогущ, и никто кроме него, и именно он творит ее в начальной точке. Мы из потока времени видим это как парадокс: змею, кусающую себя за хвост, время в виде бесконечной петли.
Но тут пора поговорить и о времени. Это тоже достаточно нелепая категория. Согласно теории относительности, время – одно из четырех измерений мира, идентичное трем пространственным. В соответствии с этой теорией, равно как и с классической механикой Ньютона, оно должно быть двунаправленным, как и пространственные оси, то есть тело, проделавшее путь из точки А в точку В, может проделать и обратный, из В в А. Между тем, как нам всем известно, время течет только в одну сторону, назад в нем не вернуться, и мы, как правило, боимся того, что будет (вернее не будет) после нашей смерти, чем того, что было (вернее не было) до нашего рождения.
Эйнштейн для себя решил этот вопрос радикально – он считал, что времени вообще не должно существовать. В конце жизни он водил дружбу с выдающимся логиком и математиком Куртом Гёделем, тоже принстонским профессором, который придерживался аналогичного мнения.
Но если для Эйнштейна и Гёделя это были еще просто частные воззрения, то сегодня многие весьма известные физики вполне серьезно пишут об этом, то есть об иллюзорности времени, научные работы – перечислять нет времени (sic!), в частности, Карло Ровелли, итальянский физик-теоретик, работающий во Франции. Есть и порадикальнее – такие, которые считают, что и время, и пространство, суть лишь способы человеческого восприятия, атрибуты «интерфейса», а не реального мира. Напомню, что так в свое время считал Иммануил Кант.
Предположим, что время – действительно условность нашего восприятия. В таком случае противоречия, которыми с виду страдает моя теодицея, исчезают. Нет порочного круга между сотворившим и сотворенным. Нет тейяровского «пути» эволюции с его встроенной телеологией. Эволюция – это уже не процесс, поскольку процессов за пределами времени не бывает, а состояние воображаемого пункта внутри Бога, то есть функция его «удаленности» от средоточия предельных атрибутов. В каждом таком месте виртуальная «монада» божества может казаться или сознавать себя пространственно-временным отдельным и ограниченным предметом. Если она достаточно «развита», она может также впадать в иллюзию дихотомии субъекта и объекта и ощущать страдание. Но это страдание, вопреки опасениям Ивана Карамазова, снимается не прощением или вечным блаженством, а освобождением от иллюзии за пределами времени. В этой вселенной нет вечности – она ей не нужна.
Лучше я здесь подобью итоги, потому что вырастает в книгу, а книг уже без меня понаписали.
Чем эта «религия» отличается от других – в лучшую, как мне кажется, сторону? В ней нет «второго лица», которому надо адресовать молитвы и бить поклоны. Она не выносит «воздаяние» в будущее – потому что будущего нет и не нужно. Она не нуждается в вечности, которой никто никогда не видел. Она решает проблему страдания без казуистики о «неисповедимости» - эта проблема нуждается в особом анализе, которым я не хочу никого обременять, но думаю, что для многих очевидно. И она дает гарантии, потому что гарантом в этом случае выступаем мы сами – каждый перед собой.
И, что тоже очень важно, в этой вселенной спасены не только люди (все люди – в «царстве божием» нет ни Гитлера, ни святого Франциска), но все и вся, в том числе собаки, о которых в гребаной библии нет ни одного доброго слова, и даже, как мне кажется, камни и межзвездные туманности.
Люди поначитаннее увидят, может быть, моменты сходства с лурианской каббалой, что мне совершенно не мешает, если только выгнать взашей трансцендентного еврейского бога.
Религия ли это? Не в традиционном смысле, потому что не требует никого обращать в веру или убивать неверных, а также колотить лбом об пол и воздерживаться от водки и баб/мужиков. Но она требует веры (хотя и не обязывает к ней), и мне кажется, что за то время, что я писал эту притчу, эта вера у меня затеплилась.
Бога нет, несмотря на то, что его постоянно придумывают. Его нет просто потому, что понятие Бога – одно из самых противоречивых и нелепых из всех придуманных человеком. Это, надо сказать, хорошо понимали и многие приверженцы религий из тех, кто поумнее. Тертуллиан заявил, что верит потому, что абсурдно (credo quia absurdum est), – а религию абсурднее христианства найти действительно трудно, о чем чуть ниже.
Тертуллиан, однако, впал таким образом в абсурд еще почище исходного: зачем тогда Бог дал ему голову? Чтобы он ею ел? Представьте себе, что вам провели электричество с жестким условием: никогда не включать свет.
Бога нет в двух смыслах: а) как нравственного агента и б) как космотворческого агента.
а) Бога нет как вселюбящего и всеблагого существа, потому что мир полон страдания. И тут ближе к истине не Иван Карамазов с его «слезинкой ребенка», а циник Вольтер, возмутившийся лиссабонским землетрясением. Ребенка все-таки затравил помещик с его свободной волей и куцей совестью, а землетрясение – прямой act of God, как именуется по-английски то, что по-русски называют «форс-мажором». Бог, устроивший азиатское цунами, дальше от универсальной благости и любви, чем Гитлер. И пусть мне не тычут в нос «неисповедимость путей» - я просто отвечу, что пути Гитлера тоже неисповедимы. Помещик, уверяют нас, получит свое наказание в положенном месте – но кто по заслугам накажет Бога?
Чтобы понять весь идиотизм нравственной структуры христианства, мне достаточно проанализировать свои отношения с собственной кошкой, которую я люблю не всеиспепеляющей божественной любовью, а той, какая реально возможна между человеком и кошкой. Кошка, насколько ее мысли переводимы в человеческие, считает меня Богом, поскольку я – податель всех ее благ. Но если она прольет молоко, разобьет чашку или еще как-то согрешит, я приберу и все ей прощу. Почему же это Чучело не умеет нас просто прощать, а устроило кровавый фарс с незаконным сыном, о котором, к тому же, никто до этого не слышал? А ведь я, между прочим, кошку не сотворил, и никакой изначальной ответственности за ее глупости не несу. Выходит, я запросто добрее Бога.
б) Бога нет как творца вселенной, потому что на это любой нормальный ребенок задаст вопрос: а кто сотворил Бога? Глупый папаша ответит, что Бог был всегда, но никакого «всегда» ни ребенок, ни папаша в жизни не видели – это пустой термин.
Но если Бога нет – надо ли его придумывать? Ответ очевиден – да, надо, потому что иначе мы остаемся одни в абсурдном мире, в позиции непреодолимого отчаяния. Тому, кто этого не понимает, мои дальнейшие соображения не адресованы – можно возвращаться к телевизору или порносайтам.
Но как же придумать такого Бога, которого не взорвали бы изнутри антиномии и который не превратился бы в дурную бесконечность, как это произошло со всеми предыдущими? И притом такого, в которого можно было бы верить, не низводя голову до роли простого постамента для кепки. Можно лишить его трансцендентности и внеположенности миру, но это путь пантеизма и тоже уловка, после слияния Бога с природой остается одна природа, и Бог Спинозы – такое же пустое слово, как и упомянутое «всегда». Спиноза был атеистом, потому что атеизм – конечная остановка пантеиста.
Но есть другой способ. Можно предположить, что Бог – это мы.
В каком смысле «мы»? Я имею здесь в виду вовсе не людей, то есть не только людей, а всю совокупность жизни, включая животных, растения, бактерии и т. д. Более того, человек во всей этой совокупности – вовсе не какая-то высшая раса, «божье подобие». Он представляет собой одну из фаз эволюции, за которой, скорее всего, последуют другие, комплексные органически-технологические и вообще неорганические. У Бога, о котором я веду речь, нет «избранного народа». Если угодно, Бог – это эволюция во всей ее совокупности. Бог – это все живое, когда-либо бывшее, существующее и будущее. Он всемогущ, нравственно совершенен и творец вселенной.
Если исключить пункт о сотворении вселенной, можно подумать, что я тут впадаю в «тейярдизм» - французский иезуит Тейяр-де-Шарден полагал, что явление божества будет конечным этапом и целью эволюции, в так называемой «точке Омега», и породил отрасль современного богословия, дискутирующего об этой точке. Это богословие ничем не умнее любого остального, но чтобы понять разницу между ним и тем, что предлагаю я, надо потерпеть несколько абзацев. А пока будет довольно похоже.
Предположим, что существует, будь то во времени или пространстве (на самом деле неважно где), такая точка, где эволюция достигает своего асимптотического апогея и ее атрибуты становятся бесконечными. Будем считать, что Бог и есть эта точка. Из нее видно, что нет ни духа, ни материи, ни живого, ни мертвого, ни субъекта и ни объекта – есть только Одно. Вокруг этой точки – нечто вроде ауры, которая и есть эволюция, и чем дальше от центра, тем сильнее иллюзия антиномий, то есть того же субъекта и объекта, жизни и смерти, добра и зла, иллюзия множественности. Где-то на окраине этой ауры расположены и мы – я, вы, моя кошка.
Такой Бог, конечно же, будет вселюбящим и всеблагим, и в то же время достойным любви, потому что он является пределом наших идеалов, а идеалы, по крайней мере у тех, кто на них способен, именно таковы. Но он не представляет собой при этом трансцендентное чучело, которому надо поклоняться, перед которым надо пресмыкаться и нести хуйню на тарабарском языке. И с него можно спрашивать за все. Он – не третье лицо, он – это мы.
Я понимаю, что пока еще далеко не все ясно, а сейчас на минуту станет еще темнее. В каком смысле этот Бог, расположенный вроде бы где-то в конце всего сущего, может быть творцом вселенной? В самом буквальном: он всемогущ, и никто кроме него, и именно он творит ее в начальной точке. Мы из потока времени видим это как парадокс: змею, кусающую себя за хвост, время в виде бесконечной петли.
Но тут пора поговорить и о времени. Это тоже достаточно нелепая категория. Согласно теории относительности, время – одно из четырех измерений мира, идентичное трем пространственным. В соответствии с этой теорией, равно как и с классической механикой Ньютона, оно должно быть двунаправленным, как и пространственные оси, то есть тело, проделавшее путь из точки А в точку В, может проделать и обратный, из В в А. Между тем, как нам всем известно, время течет только в одну сторону, назад в нем не вернуться, и мы, как правило, боимся того, что будет (вернее не будет) после нашей смерти, чем того, что было (вернее не было) до нашего рождения.
Эйнштейн для себя решил этот вопрос радикально – он считал, что времени вообще не должно существовать. В конце жизни он водил дружбу с выдающимся логиком и математиком Куртом Гёделем, тоже принстонским профессором, который придерживался аналогичного мнения.
Но если для Эйнштейна и Гёделя это были еще просто частные воззрения, то сегодня многие весьма известные физики вполне серьезно пишут об этом, то есть об иллюзорности времени, научные работы – перечислять нет времени (sic!), в частности, Карло Ровелли, итальянский физик-теоретик, работающий во Франции. Есть и порадикальнее – такие, которые считают, что и время, и пространство, суть лишь способы человеческого восприятия, атрибуты «интерфейса», а не реального мира. Напомню, что так в свое время считал Иммануил Кант.
Предположим, что время – действительно условность нашего восприятия. В таком случае противоречия, которыми с виду страдает моя теодицея, исчезают. Нет порочного круга между сотворившим и сотворенным. Нет тейяровского «пути» эволюции с его встроенной телеологией. Эволюция – это уже не процесс, поскольку процессов за пределами времени не бывает, а состояние воображаемого пункта внутри Бога, то есть функция его «удаленности» от средоточия предельных атрибутов. В каждом таком месте виртуальная «монада» божества может казаться или сознавать себя пространственно-временным отдельным и ограниченным предметом. Если она достаточно «развита», она может также впадать в иллюзию дихотомии субъекта и объекта и ощущать страдание. Но это страдание, вопреки опасениям Ивана Карамазова, снимается не прощением или вечным блаженством, а освобождением от иллюзии за пределами времени. В этой вселенной нет вечности – она ей не нужна.
Лучше я здесь подобью итоги, потому что вырастает в книгу, а книг уже без меня понаписали.
Чем эта «религия» отличается от других – в лучшую, как мне кажется, сторону? В ней нет «второго лица», которому надо адресовать молитвы и бить поклоны. Она не выносит «воздаяние» в будущее – потому что будущего нет и не нужно. Она не нуждается в вечности, которой никто никогда не видел. Она решает проблему страдания без казуистики о «неисповедимости» - эта проблема нуждается в особом анализе, которым я не хочу никого обременять, но думаю, что для многих очевидно. И она дает гарантии, потому что гарантом в этом случае выступаем мы сами – каждый перед собой.
И, что тоже очень важно, в этой вселенной спасены не только люди (все люди – в «царстве божием» нет ни Гитлера, ни святого Франциска), но все и вся, в том числе собаки, о которых в гребаной библии нет ни одного доброго слова, и даже, как мне кажется, камни и межзвездные туманности.
Люди поначитаннее увидят, может быть, моменты сходства с лурианской каббалой, что мне совершенно не мешает, если только выгнать взашей трансцендентного еврейского бога.
Религия ли это? Не в традиционном смысле, потому что не требует никого обращать в веру или убивать неверных, а также колотить лбом об пол и воздерживаться от водки и баб/мужиков. Но она требует веры (хотя и не обязывает к ней), и мне кажется, что за то время, что я писал эту притчу, эта вера у меня затеплилась.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2005-04-20 07:55 am (UTC)Религия - реальность, и останется ею всегда. Но хотелось бы надеяться, что она будет постепенно освобождаться от пережитков зрелого каннибализма.